Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

Так изящно называлось подразделение, занимающееся заказами от МГБ. Оптическая лаборатория тоже должна была сидеть на проектах Лубянки. Однако с лета, с основания конструкторского бюро, тамошние инженеры, под руководством Констанцы, занимались пресловутым телевизором. Доктор Кроу подозревала, что вскоре лабораторию переведут на обслуживание нужд Лубянки:

– Телевизор готов, мы отправили рекомендации по массовому выпуску изделия в Москву. Теперь отдел обяжут создать какие-нибудь жучки, фотографирующие помещения, в темноте. Или они займутся совершенствованием наблюдательной оптики… – Констанце было противно даже думать о таком. Гаврилов явственно покраснел, пытаясь угнаться за ее витиеватыми оборотами:

– Продолжая мою мысль, ваш приказ… – Констанца бесцеремонно ткнула хрупким пальцем в машинописную бумагу, – не имеет никакого смысла, товарищ начальник… – при слове «партайгеноссе» чекист передернулся, но ничего не сказал:

– Товарищ начальник, – мстительно повторила Констанца, – если от нас требуется посещение стройки, значит, мы так и сделаем. Это наша обязанность, и мороз здесь не при чем… – бумага предписывала конструкторскому бюро прекращение наружных работ при температуре ниже минус двадцати градусов:

– Насколько я помню, стройка останавливается только при температуре ниже минус сорока… – Гаврилов кивнул: «Именно так». Констанца оправила синий, лабораторный халат, с нашитым номером:

– Значит, и разговаривать не о чем. У меня есть личный шофер, есть переводчик. Если на стройке необходима моя консультация, то я отправлюсь на участок, вне зависимости от погоды. Как поеду на комплекс… – Констанца махнула рукой за окно, – где меня используют, как сантехника…

В глазах цвета жженого сахара явственно читалось презрение. Она ушла, не дожидаясь позволения. Оглянувшись на дверь, Гаврилов стер пот со лба:

– Как сантехника. Но что мне было делать? Соболев орал в трубку, что у меня под началом сотня баб с дипломами лучших инженерных вузов страны:

– Неужели ни одна из них не сможет разобраться в устройстве заграничной системы водоснабжения…

Летом на комплексе забарахлил автономный водопровод, питающийся от артезианской скважины. Система оказалась американского производства, технические работники комплекса не решились к ней подступаться.

Гаврилов понятия не имел, что за хозяйством заведует его коллега Соболев. Он никогда не навещал комплекс, как называли в Де-Кастри величественное здание с колоннами, и регулярным парком, обнесенное мощной оградой:

– Какая-то закрытая дача. Но кому нужна дача, в нашей глуши?

Заключенную 1891 полагалось выпускать, под конвоем, только на стройку, но Гаврилов решил пренебречь распоряжениями Москвы, и лично генерала-майора МГБ, Наума Исааковича Эйтингона. От криков полковника Соболева у него разболелась голова:

– Соболев так надрывается, потому, что у него в апартаментах тоже вода из крана не идет. Как говорится, если в кране нет воды… – усмехнувшись, Гаврилов велел доставить к себе в кабинет 1891. Он, впрочем, никогда бы не произнес стишок вслух:

– Будущий Израиль станет оплотом социализма, на Ближнем Востоке. И вообще, антисемитизм, это пережитки прошлого. Отец всегда называл евреев жидами… – Гаврилов родился в семье спеца, как говорили после революции, инженера, и сам получил хорошее образование:

– Не то, что Соболев. Двадцать лет назад он пас коров у себя в смоленской глуши. Если бы ни тридцать седьмой год, он бы никогда не поднялся дальше уполномоченного НКВД… – полковник хмыкнул:

– Называл, но в кругу семьи. В министерстве много евреев, хотя бы Эйтингон, правая рука Берии. Надо быть осторожным, все вокруг только и делают, что пишут доносы…

Он вежливо поинтересовался у 1891, имеет ли она опыт работы с сантехническим оборудованием. Голос женщины дышал холодом:

– У меня два доктората, по математике и физике… – в папке 1891 не говорилось, какое образование она получила, и даже где родилась, – я сумею справиться с трубами канализации или водопровода… – Гаврилов подозревал, что 1891 привезли в СССР после разгрома нацистской Германии:

– В качестве репараций. В Москве у меня тоже такие инженеры работали. Немецких физиков собрали рядом с Сочи, химиков отправили в Среднюю Азию, а ее загнали в глушь. И не просто загнали, а собрали вокруг нее целый женский монастырь… – по строгому распоряжению Москвы в бюро трудились только женщины.