Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том шестой

– О Холланде никто не упомянет, но незачем ей читать даже о герре Питере… – промышленник, по мнению Макса, давал очень толковые интервью:

– Он совершенно прав, время гонки за природными ресурсами прошло. Сейчас в выигрыше окажутся страны, обладающие развитыми технологиями. Хотя сырьевые придатки, вроде Ближнего Востока, тоже понадобятся. Именно поэтому для нас важна работа Вальтера. Он создает дружеские связи, завоевывает будущих помощников… – Макс не оставлял своего плана по восстановлению отношений с Японией:

– Они были нашими союзниками, для них такое важно. Но надо подождать, пока оттуда уйдут американцы… – в комнатке, где он стоял, не было ни детской кроватки, не изящного комода, со столиком для пеленания. Не желая вызывать подозрений, Максимилиан не заказывал для экспериментального отделения особую мебель:

– Я не хочу ненужных вопросов. У меня гостиница, а не госпиталь… – врачи уверили его, что детей можно отлично устроить и в плексигласовых ящиках, обычно использовавшихся для хранения инструментов и лекарств:

– В любом случае, партайгеноссе, – заметил на совещании начальник, – мы предпочитаем не держать ребенка в отдалении от матери. Понятно, что после завершения кормления женщину… – он повел рукой, – в общем, она больше не понадобится, но в первый год младенцу необходима ее близость и материнское молоко… – увидев родившегося ребенка, Максимилиан едва ни отдал распоряжении о его немедленном уничтожении.

Он склонился над ящиком, внимательно рассматривая спящего младенца:

– Первый ребенок программы «Феникс», и, как говорят русские, первый блин комом. Почти три года мы пытались достичь беременности у кого-то из участниц. Наконец, достигли, но проклятая баба нас подвела… – Максимилиан был уверен, что виновата женщина:

– У докторов не было возможности собрать полные сведения о ее здоровье, о здоровье ее семьи. Эти сволочи, в Равенсбрюке, знали, что готовится ликвидация заключенных. Они врали напропалую, чтобы их отобрали для программы и дали возможность выжить… – в отделении содержались только арийки:

– За это можно быть спокойным. С документацией при аресте в рейхе все обстояло в порядке. Но, сажая их за уголовные преступления или запрещенную религиозную деятельность, никто не интересовался историей заболеваний, в семье… – ребенка можно было бы умертвить только из-за пола. Девочка им была ни к чему.

Сзади раздался тихий голос заведующего отделением:

– Вообще этот дефект легко устраняется, простой операцией. Степень уродства небольшая, ребенок берет бутылку, но матери его еще не показывали. Вмешательство обычно проводят, когда младенец достигает шести месяцев… – Максимилиан подумал о сестре:

– Вдруг что-то пойдет не так, вдруг у Эммы не окажется молока. Нам нужна кормящая женщина, на всякий случай. Потом мы избавимся и от нее, и от ребенка… – сцепив длинные пальцы, он похрустел костяшками:

– Разумеется, никаких вмешательств мы проводить не будем. Но пока отдайте ребенка матери, пусть лежат вместе. Надеюсь, она ничего не подозревает о… – Макс поднял бровь. Заведующий даже побледнел:

– Что вы, партайгеноссе! Участницы понятия не имеют, в каком проекте они задействованы. Это высшая тайна рейха, мы бережно храним ее и будем хранить… – Максимилиан сбросил на руки врачу белый халат:

– Очень хорошо. Я предпочитаю, чтобы женщина пока кормила, на случай, если у моей сестры начнутся затруднения… – врач кивнул:

– Верное решение, партайгеноссе. Учитывая опыт предыдущих родов графини фон Рабе, нам надо себя обезопасить. Ваша сестра может плохо себя почувствовать, с точки зрения психики, так сказать… – Макс тоже опасался такого исхода:

– Ничего, даже если у нее не будет молока, младенца выкормят. Я всегда позабочусь об Эмме, о своих племянниках. У меня нет никого, ближе них… – он вдохнул запах дезинфекции и талька:

– Никого нет ближе. У 1103 был ее русский, брат Мухи, но летчик давно гниет в могиле. Она пишет детские книжки, в Норвегии она преподавала какому-то деревенскому мальчишке. Даже у нее есть какие-то чувства, есть сердце… – в дверь, робко, поскреблись. Второй врач покашлял:

– Партайгеноссе фон Рабе, звонили из комплекса. Фрау Эмма себя плохо почувствовала, на прогулке. Кажется, у нее начались схватки… – Макс посмотрел на часы:

– Ладно, проклятая упрямица никуда не убежит, я ее потом навещу. Эмма важнее… – обернувшись к врачу, он приказал: