Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый

– Кто же она, батюшка? – осторожно спросил Матвей.

– Ближняя боярыня царицы, Тучкова Феодосия, новгородка. Вдовеет она, больше года уже.

– Как скажешь, батюшка, так и будет… – Матвей поклонился: «Воля твоя, не мне тебе перечить».

– Ну, иди с Богом, – разрешил Федор.

Матвей поцеловал отцовскую руку. Боярин облегченно выдохнул:

– Вроде бы и обошлось… – он велел слуге принести перо и чернила, писать грамоты.

– Любил мальчишка мать… – размышлял Федор Вельяминов, – но на то она и мать, иной не дадено. Женить бы его, да вроде рано, только пятнадцать лет миновало. Года бы еще три али четыре погулять ему. И как царь Иван Васильевич на сие посмотрит, неведомо, а супротив царя идти, не враг я себе… – он бродил по крестовой палате:

– Ах, Феодосия, Феодосия, что ты со мной сделала, сероглазая? Борода у меня в седине, а с тобой словно мальчишка. Скорей бы повенчаться, но еще от будущего тестя жди теперь ответа. Никита Григорьевич не откажет, знатности у меня поболе, чем у него и богатства немало, однако невместно в брак честной вступать без отеческого благословения. Но я бы хоша завтра взял Федосью, пусть и в одной рубашке, да хоша бы и без нее.

Такие мысли пришли в голову боярину Вельяминову, что писать грамоты стало совсем невмоготу.

Выйдя на двор, Матвей отпихнул попавшуюся под ноги шавку. Черно ругаясь сквозь зубы, юноша вскочил на коня.

– Еще и детей народят… – орудуя хлыстом, Матвей отгонял нищих, жавшихся к стременам богато убранного седла:

– Пожаловаться, что ли, царю Ивану? Негоже, кто я перед отцом? Отрок неосмысленный, что батюшка скажет, то и велено делать. С этой его… – Матвей сдержал грязное словцо, – надо осторожнее. Не ровен час, побежит к царице слезы лить. Ладно, недолго мне осталось в отчем дому обретаться. Надо во дворец переезжать, царь Иван меня неохотно в усадьбу отпускает. Разумно надо себя вести, тихо. Велят понести образ на венчании, дак понесу, еще велят что, дак сделаю. Не след отцу перечить. Но, как время мое настанет, наплачутся они. Я наследник Вельяминовых, другого не будет, пока я жив… – поднимая копытами пыль, гнедой жеребец Матвея несся к Кремлю.

Грамотцу старшему сыну Федор писал недолго, однако над посланием будущему тестю пришлось изрядно покорпеть. Требовалось расписать все свое родословие, до седьмого колена, перечислить угодья и усадьбы, и упомянуть, что ежели благословит их Господь и народятся у Феодосии дети, то будет отписано им это, и это и еще вот это.

Делить наследство Федор не хотел, да и не мог. Матвей, единственный сын, получал после его смерти все, однако у боярина имелись деревеньки с душами, доставшиеся от родни по материнской линии. Их-то и хотел он закрепить за будущими детьми Феодосии.

Царские гонцы, меняя лошадей, добирались до Новгорода за пять дней.

– Хорошо, что лето на дворе… – Федор запечатал грамоту… – осенью или весной долгонько бы пришлось ответа ждать, по распутице.

Феодосия, сидя при свече в своей горнице на усадьбе родственников, тоже писала отцу.

– Человек он хороший, хотя, конечно, тайны я ему не открою. Как ты, батюшка, и заповедовал, иконы я дома держу, в церковь хожу исправно, а что у меня на душе, то дело лишь мое и Бога Единого. Ежели Он даст нам с Федором детей, то по прошествии времени посмотрим, рассказать ли им все и как это сделать.

Ты, батюшка, пришли к венчанию книги мои из Новгорода и тверской усадьбы. Мнится мне, что Федор не против учения. Сам он обучен и читать и писать, слыхал о заморских странах и немного знает по-гречески…

Грамота ушла не с царскими гонцами, а с особыми доверенными людьми, которых новгородские купцы использовали для доставки срочных сообщений из Москвы. Так и получилось, что Никита Судаков получил грамоту дочери на день раньше, чем письмо от будущего зятя.

Отпустив гонца с серебряной монетой, он задумался. Странно было ожидать, что, дочь-красавица, всю жизнь проведет вдовой, но Никита удивился ее выбором приближенного к царю боярина

– Зря не уговорил я Федосью после смерти Василия вернуться в Новгород, – Судаков достал чернила и перо:

– Здесь бы она замуж вышла за своего, меньше было бы забот и хлопот. Когда Вася посватался, все было ясно и понятно, ровно белый день, а теперь что? Близко к царю, оно, с одной стороны, лестно, но с другой – тревожно. Иван Васильевич молод, нравом горяч, попасть в опалу легче легкого. Да и неизвестно, каким окажется этот Федор. Человек он немолодой, привычки у него устоявшиеся, трудно будет с ним Федосье. Она хоша и разумна, но привыкла к другой жизни, не московской.