Что до учености книжной, то я ценю людей разумных, и в тебе увидел источник оного. Как сказано в притчах Соломона праведного, жену добродетельную кто найдет? Цена ее дороже жемчугов.
Счастлив я, что встретил в тебе мудрость. Да пребудет с тобой благословение Господне во веки веков, а любовь моя пребывает с тобой неизменно.
Венчали новобрачных в белокаменной церкви святого Иоанна Лествичника, на следующий день после Орехового Спаса, в жаркий полдень на исходе лета, когда Москву окутал запах яблок, меда и каленых орехов.
С утра обряжали невесту. Царица Анастасия, будучи в тягости, приказала ближним боярыням ночевать в ее покоях. Выстоять венчание ей было тяжело, но невестины приготовления царица пропустить не хотела.
На рассвете Феодосию вымыли в дворцовой бане, напарили вениками, обтерли настоями целебных трав, прополоскали косы в святой воде, привезенной накануне из Саввино-Сторожевского монастыря.
– Покажись-ка, Феодосия, – царица сощурила карие глаза: «Ох, и хороша ты, боярыня, словно лебедь белая!»
Феодосия стояла в одной нижней рубашке. Жарко покраснев, она потянула из рук Василисы Аксаковой зеленый шелковый летник с изумрудными застежками.
Евдокия Голицына, дальняя сродственница Воронцовых, расчесывала Феодосии волосы.
– Муж-то твой, – вполголоса сказала она, – хорош по всем статьям. Я Аграфене, жене его покойной, крестной матерью доводилась. Она и через двадцать лет после свадьбы каждую ночь с ним была, да и днем, случалось, своего не упускала.
Хлопотавшие рядом женщины зарумянились. Прикрывшись ладошками, боярыни тихо хихикали.
– Чего скалитесь? – шикнула на них Голицына: «Небось, девок здесь нет. Все с мужьями живете, детей рожаете, не святым же духом сие происходит».
– Ай да Евдокия Васильевна! – захлопала в ладоши Анастасия: «Истинно, как правду скажет, так скажет! Тебе бы, Федосеюшка, тоже деток мужу народить, Матвей-то совсем взрослый, он все с царем Иваном Васильевичем, а дак бы еще больше радости в дому было», – царица выставила вперед округлившийся живот.
– На все Божья воля, – потупилась Феодосия.
– На Бога надейся, да сама не плошай, – наставительно проворчала старая боярыня Евдокия, вдевая в уши невесты тяжелые серьги с индийскими смарагдами, – знаешь, как говорят, водою плывучи, что со вдовою живучи.
Боярыни во главе с самой Анастасией прыснули от смеха.
Феодосию одели в три летника, тяжелый парчовый опашень, унизали пальцы перстнями. Принесли подарки от жениха. В золотой шкатулке лежали жемчужные ожерелья, кольца с яхонтами, лалами и аметистами, в серебряной, со сканью, лакомства и сласти.
Венчались вдовец с вдовицею. Служба была простая, венцы возлагали не на головы, а на правое плечо новобрачных. Свадебный пир в московских палатах тоже прошел скромно. Гостей у Вельяминовых собралось десятка три, ближайших сродственников и друзей.
Матвей нес в церкви перед невестой образ Богоматери. За столом, устроившись напротив новоиспеченной мачехи, подросток исподтишка смотрел на ее точеное, словно у Владычицы на иконе, лицо. Она сидела рядом с мужем, опустив глаза, щипая тонкими пальцами каравай на серебряном блюде.
Федор Вельяминов не видел Феодосию больше месяца. Вдыхая ее травяной запах, боярин незаметно, под столом, рвал шелковый плат. В церкви, меняясь кольцами, он едва устоял на ногах, почувствовав мягкую податливость ее руки. Однако сейчас, на глазах у всех, нельзя было коснуться даже мизинца жены.
После последней перемены блюд посаженый отец Михайло Воронцов, поклонившись молодым, протянул им завернутого в льняное полотенце жареного лебедя.
– Не пора ли гостям дорогим ехать со двора, не пора ли молодым идти почивать?
Новобрачных с шутками и прибаутками проводили в опочивальню, устланную мехами, на пороге обсыпали конопляным семенем. По углам дрожали огоньки свечей, глаза Феодосии сверкали кошачьим блеском. Она шагнула к высокому ложу. Шепнув: «Погоди!», Федор прислушался. На дворе все стихло, последние гости разъехались.
Стянув с Феодосии жесткую шуршащую парчу, Федор оставил ее в одном шелковом летнике. Она торопливо сдернула кольца, вынула серьги, самоцветы градом застучали по доскам пола. Бабья кика тоже полетела прочь, Феодосия замотала косы платком.
Они вышли, таясь, по крутой боковой лестнице. Неприметный возок ждал во дворе. Сев на козлы, Федор помчал по узким улицам к перевозу на Москве-реке.
Тишина стояла в слободе, только изредка взлаивали собаки да скрипели уключины весел. Ниже по течению, над заливными лугами вздымались купола Новодевичьего монастыря. У крутого берега на темной воде покачивалась лодка. Ловко перебравшись на скамью, Феодосия опустила пальцы в теплую волну.
Читать дальше