Константин Петришин - Заговор жрецов

– Мы не имеем право на уход с Дальнего Востока. Этого нам не простят внуки и правнуки. Россия сама наполовину азиатская страна и наше место в Азии оправдано исторически. Здесь, по велению господа-бога, все складывается в нашу пользу. Тридцать лет гражданской войны в Китае привели эту огромную империю к развалу. Все идет к тому: или Россия займет в Азии достойное место, или Япония. Токио пойдет на все. Мы не имеем права забывать октябрь 1895 года, когда токийское Правительство подготовило кровавый бунт в Сеуле, вследствие которого была убита королева. И только благодаря нашему вмешательству и мужеству наших моряков бунт был подавлен!..

Ламсдорф опасался, что император сорвется и тогда встреча будет отложена, но Николай II прервал этот разговор так же неожиданно, как и начал.

– Ваше величество, – поспешно, но осторожно начал Ламсдорф. – Вы правы. Но от России сегодня, как никогда, требуются выдержка и осторожность. Тем более сейчас, когда и в самой России появились некоторые сложности…

Николай II метнул в сторону Ламсдорфа настороженно-вопрошающий взгляд. Он понял, о чем говорит министр. В начале апреля в канун Пасхи в Кишиневе случился еврейский погром. Было убито и ранено более сотни евреев, разгромлены и сожжены их дома и магазины. Ответом на погром стал поток денег из-за границы в кассы революционной еврейской организации «Бунда».

Не успели забыться кишиневские события, как 6 мая был убит Уфимский губернатор Богданович при участии еврея Азефа, осведомителя охранки. В июне и июле вспыхнули рабочие беспорядки в Киеве и Одессе. В сентябре забастовали рабочие Гомеля.

– Осторожность – это удел не только мудрецов, но и трусов! – резко отреагировал Николай II. – О какой осторожности, граф, может идти речь, когда Япония практически уже закончила строить военный флот в Англии!

Николай II взглянул на часы, стоящие в дальнем углу кабинета. Время, отведенное на прием графа Ламсдорфа, заканчивалось.

– Можете быть свободными, граф, – обронил он и, повернувшись к Ламсдорфу спиной, направился к рабочему столу.

…Уступая желанию императрицы Александры Федоровны ехать в Дармштадт в самый неподходящий момент, Николай II делал это вопреки своей воли. Он презирал Европу, в том числе и Германию. Ему казалось, что Европа давно и неизлечимо больна революциями и вольнодумщиной.

Николай II был уверен: монархия это идеал правления во все времена.

И когда речь заходила о будущем России, он говорил без тени сомнения: «Россия не создана ни для демократии, ни для социализма. В основе ее существования нашими великими предками заложен патриархальный уклад жизни. И он не зыблем!»

Европейские парламенты Николай II расценивал, как великую ложь времени. Он часто напоминал всем об издателе Победоносцеве, который в своем «Московском сборнике», выпущенном в начале 1903 года, писал, что в парламентских государствах царят безответственность, произвол и безнаказанность.

Парадокс парламентского правления, по мнению Николая, заключался в том, что на выборах происходит отбор не лучших, а честолюбивых и нахальных.

Все эти мысли не покидали Николая II пока его литерный поезд двигался по российским землям, скудно поросшим перелесками и ютившимися подле них черными деревеньками.

Эта печальная картина еще больше усугубляла настроение императора.

Глядя в вагонное окно, Николай II, вдруг, вспомнил слова своего отца Александра III, который не раз повторял: «Есть в каждом человеке непреодолимая сила инерции. Ею, как судно балластом, держится мир. Не будь этой инерции и мир опрокинется. И потому нельзя допускать, чтобы какой-нибудь уличный проходимец, социалист, ростовщик или жид мог безнаказанно заниматься в России преступной политической деятельностью, которая могла бы принести вред российскому укладу жизни».

«Как он был прав, – подумал Николай II. – И удастся ли мне пройти мой путь, как прошел он свой?..»

На короткой остановке в Киеве в вагон Николая II вошел министр военного ведомства генерал-адъютант Куропаткин и подал телеграмму от Плеве.

Ссылаясь на доклад директора департамента общих дел Штнормера, Плеве сообщал, что в Тверском земстве назревает бунт. Земство требует участия своих представителей в делах внутреннего управления страной. Подобные настроения, сообщал Плеве, наметились и в других земствах.

Молча прочитав телеграмму, Николай II положил ее на стол и поднял глаза на генерала Куропаткина.