Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том второй

– Никогда больше не вспомню о ней, – пообещал юноша, – она точно обо мне забыла… – отец мягко отозвался:

– Хорошие слова… – он налил Джону немного водки, – а теперь на посошок, милый и кое-кому пора в постель, то есть на раскладушку… – он коснулся руки сына:

– Если мы теперь не выездные из Малаховки, как в СССР говорят, посидим завтра с тобой, поговорим… – Марта поднялась:

– Я на веранду, – женщина сняла с гвоздя в косяке двери ватник, – приходи… – из тесного угла с раковиной доносился плеск воды. Сын умывался, Моль собирала грязные тарелки:

– Я помогу, миссис Мэдисон, – герцог подхватил стопку:

– Мне не хочется называть ее Молью, – понял Джон, – она с волосами что-то сделала, ей идет… – Моль сменила мышиный пучок на кокетливые светлые кудри. Перехватив его взгляд, женщина зарделась:

– Миссис М мне посоветовала, – она опустила глаза, – так в Кургане носят, в провинции. Изучив фотографии в советских газетах, я составила анализ наиболее популярных в СССР женских стрижек, распределив модели по частоте появления в прессе.

Герцог не сомневался, что ради правильной стрижки Моль переворошила в библиотеке Набережной все толстые тома переплетенных газет:

– Она всегда отличалась дотошностью, что в нашем деле хорошо… – опустив посуду в таз, он напомнил женщине:

– Мы вас ждем, миссис Мэдисон… – Вера смутилась:

– Конечно. Но не торопитесь, ваша светлость, времени у нас много…

На деревянной террасе дул сырой западный ветер, пахло тающим снегом и весной. В темном небе сверкал Млечный Путь, вспыхивал и тух огонек сигареты Марты. Набросив на бронзовую голову платок, она склонилась над тетрадкой. Джон щелкнул зажигалкой:

– Начну прямо с того, что она теперь бабушка… – он едва успел открыть рот. Марта повернулась к нему, блеснули зеленые глаза:

– Я не хотела говорить о таком при мальчике… – женщина тяжело вздохнула, – но Густи работает на СССР, Джон.

Марта с Верой появились на улице Серафимовича, рядом с посольством ее Величества, сойдя с троллейбуса. Вера тащила матерчатую сумку с пакетами конфет и пряников. Марта размахивала плетеной авоськой. Под ногами женщин хлюпал тающий снег. Над площадью Репина в прозрачном московском небе ошалело кричали речные чайки:

– Площадь переименовали, – шепнула Вере Марта, – когда я здесь росла, – женщина махнула в сторону серой громады Дома на Набережной, – она называлась на старый манер, Болотной. Памятник Репину новый, его возвели несколько лет назад… – Марта помолчала:

– Тогда я провела всего полгода в СССР. Мой отчим погиб на испанской войне, а маму направили на работу в Швейцарию, куда мы с ней и поехали. Я почти не ходила по городу пешком, у мамы была служебная машина… – Марта помнила, что гастроном в ее бывшем доме всегда считался хорошим. Пряники и конфеты они купили на улице Горького, для отвода глаз:

– Здесь мы тоже что-нибудь ухватим, как в СССР говорят, – пообещала Марта Вере, – рядом кассы «Ударника», театральные кассы. Понятно, зачем провинциалки здесь болтаются… – в «Ударнике» крутили «Тишину». Театр Эстрады обещал бенефис Аркадия Райкина.

Кроме авоськи, во внутреннем кармане драпового пальто Марты лежал небольшой браунинг с золоченой табличкой на рукояти:

– Стрелять мы не собираемся, упаси Боже, – сказала она Вере, – но я не хочу оставлять оружие без присмотра. В отличие от биноклей, пистолет я не достану…

Черные бинокли, на вид обыкновенную театральную оптику, снабдили сильными линзами. Из кафетерия гастронома Марта отлично видела мощные ворота посольства ее Величества, с наглухо закрытой дверью для посетителей и будкой охраны. Веру она отправила в унылый сквер, разбитый вокруг статуи великого русского живописца:

– Внимательно следи за воротами и подай сигнал платком, если кто-то покинет посольство… – Марта взглянула в серо-голубые, блеклые глаза Моли. Женщина сплела тонкие, покрасневшие от холода пальцы:

– Марта, ты ошибаешься, – неожиданно, мучительно сказала Вера, – это совпадение, игра Комитета. Леди Августа не могла стать предательницей, она любит свою страну… – Марта сунула товарке белоснежный носовой платок:

– Ты воевала в подполье, Вера. Ты знаешь, что мы не имеем права рисковать жизнями наших работников здесь. Пеньковского казнили, но, кроме него, в СССР есть и другие агенты. В Советском Союзе, в конце концов, мой сын. Теодор-Генрих может воспользоваться сигналом тревоги, прийти сюда… – женщины неслышно переговаривались, делая вид, что изучают театральную афишу. Моль помолчала: