– Первая жена погибла в Польше, в сорок пятом году, – Саша исподтишка взглянул на старшую Куколку, – вторая жена умерла от ранений, полученных в венгерском выступлении контрреволюционеров, третья жена… – Саша поднял бровь:
– О ней ничего не сообщают, но я уверен, что она есть… – ему хватило одного взгляда на доктора:
– Он словно 880, – хмыкнул Саша, – пройдешь и не заметишь, но, приглядевшись, понимаешь, что они непростые люди…
Скорпион аккуратно вложил в папку с досье Гольдберга письмо, найденное в квартире покойного Королёва. Экспертиза показала, что смерть писателя произошла от естественных причин:
– У него случился сердечный приступ, – Саша покачал линейкой, – неудивительно в его возрасте, при виде Надежды Наумовны… – о визите младшей Куколки в квартиру Королёва Саша узнал рано утром. Обычный куратор писателя отдыхал в Сочи:
– Он забыл меня предупредить, что кроме Королёва, он ведет и других осведомителей… – желчно подумал Саша, – меня разбудили на Фрунзенской в семь утра… – дежурный по Лубянке сообщил о звонках от трех, как они выражались, представителей творческих кадров:
– Все торопились сказать, что автор «Братской ГЭС» позволил себе пару политических анекдотов на вечеринке… – Саша закинул ногу на ногу, – а известный беллетрист Королёв покинул Дом Кино в сопровождении не менее известной в узких кругах светской бабочки, то есть Надежды Наумовны…
Судя по беспорядку в одежде, Королёв умер, едва успев приступить к развлечениям. Саша сильно сомневался, что младшая Куколка подцепила Королёва с намерением весело провести время:
– Он был ей нужен не для этого… – Саша раздул ноздри, – мерзавки выяснили имя своего отца и пытались передать ему письмо… – в весточке на французском языке Куколки не скрывали своего намерения покинуть СССР. Саша сомневался в подлинности архивной справки:
– Гольдберг действительно поехал в Польшу, мутить воду и даже жену взял с собой. Но она не погибала, – понял Саша, – она оказалась в нашем плену, ее отправили в Москву… – он подумал, что мать Куколок и Фокусника была редкой красавицей:
– Фокусника она родила позже, – понял Саша, – наверняка, с ней жил кто-то из окружения Берия или даже сам министр. Куколки не напоминают отца, хотя нет… – он пригляделся, – подбородок у них отцовский, им железо можно резать…
Анна Наумовна невозмутимо рассматривала беленую стенку над головой Саши:
– Понятно, почему младшая Куколка сбежала, – зло подумал Саша, – мерзавки не хотели, чтобы кто-то знал об их планах. Получив записку, Гольдберг немедленно отправился бы в СССР, пусть и нелегально. Он бы не оставил своих детей на произвол судьбы… – пока Анна Наумовна упорно молчала, только заметив, что со вчерашнего дня не видела сестру:
– Надя взрослый человек, – сухо сказала девушка, – у нее много знакомых в Москве. О каком письме идет речь, я вообще не знаю… – письмо отстукали на машинке, но Куколки подписались от руки:
– Графологическая экспертиза покажет, что это их почерк, – Саша оставил линейку, – если Анна Наумовна продолжит запираться, она сильно пожалеет… – Саша водрузил на стол ротапринт и рукописный учебник иврита:
– В СССР не запрещено изучать иностранные языки или пользоваться множительной техникой, – вспомнил он издевательский голос девушки, – бремя доказательства моей так называемой вины лежит на вас, гражданин Матвеев. Остальное антиконституционно и станет предметом моей жалобы в вышестоящие органы законности. – она поправила темные, тяжелые волосы. Саша все же щелкнул линейкой по краю стола:
– Я ухожу, Анна Наумовна, – он хотел поговорить с Фокусником, – но скоро вернусь… – она независимо вздернула изящную голову:
– Советую не упрямиться, такое поведение не в ваших интересах… – мягко закрыв дверь, Саша поднялся на этаж выше, где сидел Фокусник.
Кофе Павлу принесли хороший:
– Не секкио, – весело подумал юноша, – здесь не вокзальная забегаловка. У псов в буфете наверняка стоит итальянская кофейная машинка. Мерзавцы держат народ в черном теле, а сами жрут шоколад и икру, – к кофе полагались деликатные птифуры.
Не притрагиваясь к пирожным, юноша дымил собственной американской сигаретой, разглядывая голый двор в окне небольшого кабинета:
– Я на первом этаже, – понял Павел, – но Аня может быть, где угодно, здание огромное… – он вспомнил рассказы Аркадия Петровича, имевшего дело с тогда еще ВЧК во времена Дзержинского:
Читать дальше