– У нас нет мальчиков, – со знанием дела сказала она, – то есть их много, но они все поселковые, мы их знаем. Элиза поедет в Израиль, она хочет служить в армии. Я тоже поеду, – добавила Мишель, – когда подрасту… – Монах ждал их в госпитальном вестибюле. Маленькая ладошка девочки лежала в руке Марты:
– Она похожа на Эйтингона, – подумала Марта, – но Мишель не его дочь, она ребенок Эмиля. Дети за отцов не отвечают, никто ни о чем не узнает. У меня не было дочки, – пожалела она, – но маленькая Марта моя крестница, все равно, что дочка. Она обязательно вернется домой, хотя она большая, ей пятнадцать, как Полине. И Теодор-Генрих с Машей найдутся. Феденька у них есть, пусть теперь появится Анечка, как у Монаха…
В гулком вестибюле, она неожиданно увидела именно Полину. Девочка с недовольным лицом маячила за спиной Маленького Джона:
– Он что здесь делает, – удивилась Марта, – он должен быть у Люксембургского Сада, в резиденции Службы Внешней Документации… – французские коллеги поделились с Мартой материалами о левых активистах, – он сверяет данные с нашими сведениями о группе Ферелли… – Марта даже остановилась:
– Тем более, что здесь делает Волк… – муж говорил с прислонившимся к колонне Гольдбергом. Завидев отца, Мишель заторопилась к нему. Марта опустила саквояж девочки на кафельный пол:
– Что случилось, – она заставила свой голос звучать спокойно, – почему вы все приехали… – перед ее носом оказалась сегодняшняя «Юманите». Марта слышала голос мужа откуда-то издалека:
– Он просит меня не волноваться, – женщина изучала черно-белую фотографию, – что Питер делает в СССР… – она прочла заголовок заметки:
– Дюмон-Дюрвиль» привез товары для советской кондитерской промышленности. Наш корреспондент взял интервью у молодого матроса, товарища Сержа Гренеля… – товарищ Серж Гренель, ради снимка переодевшийся в белую рубашку, широко улыбался:
– Он оставил письмо, тетя Марта, – донесся до нее почти плачущий голос Полины, – держите конверт… – Марта покрутила измятое послание:
– Простите, – отчаянно добавила Полина, – это наша с Пьером вина.
Волк сварил жене кофе, хотя Марта заявила, что справится без его помощи:
– Я накормила десяток человек, – мрачно сказала жена, – истинно, мама была права. В такие дни надо занимать руки, чтобы дать голове покой…
С довоенных времен Марта помнила сосредоточенное лицо матери, склонившейся над кухонной доской. Анна стучала ножом:
– За хлопотами у плиты я продумывала детали операций, – призналась мать, – поэтому салат я всегда нарезала мелко, а ты удивлялась такой тщательности…
Марта обнаружила, что она планирует будущую миссию в СССР, стоя над фаянсовой ступкой прошлого века. Заглянувший на кухню Волк забрал у нее пестик:
– Петрушку больше толочь не надо, – ласково сказал он, – у тебя получился хороший соус… – петрушка превратилась в зеленое озерцо.
Петровский пост закончился. Марта сделала томатный суп со сливками и парижский салат с говядиной. Полина помогала ей, виновато пряча глаза:
– Все равно мы бы его не остановили, – поняла Марта, – Питер этим и всем остальным пошел в отца… – она знала об упорстве сына:
– Если он что-то решил, он все сделает. Питер никогда не останавливался перед трудностями, и Волк перед ними не пасует… – она коснулась руки Полины:
– Ничего страшного, милая, – устало сказала Марта, – я понимаю, что вы хотели, как лучше… – она помолчала:
– Тогда, в госпитале, ты об этом хотела со мной поговорить… – Полина вытерла ладонью покрасневшие глаза:
– Лук злой, – девочка сглотнула слезы, – да, об этом, но он тогда еще ничего не сделал, а только собирался, тетя… – Марта зажгла сигарету:
– Он долго запрягает, но быстро ездит, – сказала она по-русски, – но вашей вины в случившемся нет… – то же самое услышал и приехавший на рю Мобийон Пьер:
– Джо решил остаться дома, – нарочито бодро сказал юноша, – я имею в виду до отлета в Конго. Мама вроде сменила гнев на милость и даже извинилась перед ним за сцену в парке… – Пьер никому не говорил, что он боится отъезда Джо:
– Мама только стала лучше себя чувствовать, со свадьбой, с надеждой на внуков, – вздохнул юноша, – а теперь все опять может вернуться на круги своя… – он помнил времена психоза матери:
– За ней надо было следить, прятать ножи и все острое, но ведь она может позвонить любому из старых товарищей по Сопротивлению и достать пистолет… – Пьер не хотел думать о последствиях такого звонка:
Читать дальше