Андрей Брыксенков - Гардемарины. Ломаные грани курсантства

Паловый узел

Бездвоечная группа

Курсанты-морячки ненавидели экзаменационные двойки лютой ненавистью. А как же!!! Вместо отпуска курсач, получивший два шара, оставался в училище для повторного экзамена. А это, ох, как горестно! Горестно, не горестно, а плохих оценок было не избежать. За сессию любая учебная группа нахватывала от пяти до десяти, а то и более, гадких неудов. Но была в училище одна уникальная команда, которая преодолевала сессию за сессией без единой «пары».

Так стало получаться после того как эта команда вдрызг провалила свою первую сессию, получив только по высшей математике семь неудовлетворительных оценок. Среди неудачников был и Эдька Шонс, элегантный, стройный брюнет, родом из Ленинграда.

В пику своей элегантной внешности имел Шонс простецкую фамилию, русскую по форме, украинскую по содержанию – Панчохин. Но ни по фамилии, ни по имени товарищи его не называли. Для всех он был Шонс, а наиболее начитанные называли его даже Тилли Шонсом. Прозвище приползло за Панчохиным с гражданки, где этот видный юноша верховодил в небольшой подростковой группке.

Подростки конечно же проказничали. Главной их проказой являлось проникновение в один из закрытых на ночь пивных ларьков, которых в городе было очень много. Проникновение обеспечивал Шонс. Он обладал способностью открывать любые замки с помощью простеньких отмычек. Дополнительно к отмычкам он имел связку разнообразных ключей.

В ларьке пацаны при свете свечи устраивали пир. Гранёные кружки наполнялись пивом, из ларя обитого железом извлекались бутерброды и конфеты, распечатывалась коробка «Казбека». После пиршества все приводилось в исходное состояние, ларек запирался на замок, и ларечница, прибывавшая утром в свою голубую будку, даже не замечала, что за ночь её припасы слегка уменьшились.

Шонс выглядел старше своих семнадцати. У него была девушка, которая с нетерпением ожидала приезда морячка в отпуск. Ждали Шонса и его приятели, которые готовили ему шикарный прием. И вот вместо встреч и приемов пришлось ему сидеть в училище и вновь зубрить теоремы, выводы, формулы.

Шонс

Шонс готовился к переэкзаменовке по математике и одновременно прикидывал, как, каким образом избежать в будущем неудач на экзаменах. Прикидывал, прикидывал и не в пустую. Выстроилась в его голове не сложная, но специфическая схемка, в которой важную роль играло его искусство быстро и непринужденно вскрывать несложные замки.

Технологически придумка Шонса выглядела следующим образом. Перед подготовкой к очередному экзамену Шонс с двумя корешами совершал в послеотбойное время вояж на кафедру, по предмету которой и должна была состояться экзаменовка.

Отмычкой или ключом отмыкал Шонс дверь преподавательской, затем отмыкал стол преподавателя-экзаменатора и извлекал из ящика стола конверт с экзаменационными билетами, которые тут же (кроме билетов с первого по десятый) подвергались краплению. На билетах с 11-го по 20-ый тонким стержнем пробивалась точка в предложении «Билет № X.». Пробой выглядел естественно. Как дефект машинописи. Остальные десять билетов метились незаметным для непосвященного штришком. Билеты с 1-го по десятый оставались незапятнанными.

Учебная группа делилась на три подгруппы. Первая долбила вопросы первых десяти билетов и тянула на экзамене не крапленые билеты, вторая осваивала билеты с одиннадцатого по двадцатый и выбирала билеты с точкой, ну а штришки на билетах высматривали представители третьей подгруппы, которые здорово разбирались в вопросах, предложенных в билетах от 21-го до 30-го.

Согласитесь, что освоить за три дня вопросы 10 билетов неизмеримо легче, чем справиться с тридцатью билетами. Да любому недоумку это по плечу! Однако был в этой замечательной группе один удивительный тупарь, который по сложным дисциплинам и десять-то билетов осилить не мог. Именно для него умыкал Шонс один билет, вопросы которого успешно усваивался дундуком. Ну, а дальше элементарно: на экзамене вместо номера вытащенного билета назывался номер украденного, который вначале покоился под форменкой на груди дундука, а затем, при первом же удобном случае, извлекался на свет божий. И все-таки этой бездари Шонсова помощь не помогла. На третьем курсе, когда пошли профильные и сопутствующие им дисциплины, когда Шонс и его однокашники стали изучать их по серьезному, без дураков, дундука отчислили за неуспеваемость.