Андрей Брыксенков - Гардемарины. Ломаные грани курсантства

По мере прохождения практики, негативных фактов накапливалось все больше и больше. Тут и крысы с тараканами, и дурь с четырехчасовой драйкой верхней палубы, и матросская годковщина, и грубость господ офицеров и т. д. Несмотря на накапливание фактов, процесс написания эпического произведения никак не сдвигался с мертвой точки. Оказалось, что написание романов – дело очень непростое. Позднее, захваченный вихрем забот, Барсуков вообще забыл о своём юношеском литературном заскоке.

Однако время шло и жизнь дописала ненаписанный Барсуковым флотский роман, когда от ранее мощного и красивого Черноморского флота не осталось даже запаха гниющих водорослей. Когда турки со своими 14-ю подводными лодками с удовольствием следили за единственной (из 26 субмарин) уцелевшей от разделки русской подводной лодкой, которая постоянно ремонтировалась. Когда американские эсминцы свободно, как у себя в Мексиканском заливе, зашастали по Черному морю. Когда родной Главной базой, за которую пролито море русской кровушки, стало владеть соседнее не очень дружественное государство.

Барсуков стал считать, что Россией десятилетиями управляли безголовые Органчики, Стаканчики, временщики, начисто при своих увлечениях охотой, коллекционированием машин, дегустацией спиртных напитков, забывших завет Государя императора о двух верных союзниках России.

В девяностые флот натурально загибался. Денег отпускаемых на флот едва хватало на прокорм экипажей. Ни о каких походах или боевых учений и речи не было.

«Ну ничего, – думал Барсуков, – появится и у нас умный, долговременный правитель, настоящий хозяин земли Русской, при котором страна по своему благоустройству превзойдет разные там Швейцарии и Норвегии».

Барсуков встряхнулся, усмехнулся: «Правильно говорят украинцы: «Дурень думкой богатеет».

Восьмёрка

Константиновский равелин

В сонные кубрики ворвался противно-мажорный сигнал побудки, дополненный распевным голосом дежурного офицера:

«Команде вставать!.. Койки вязать!.. Укладчикам коек по сеткам!»

Лешка Барсуков торопливо вывалился из подвесной койки. Корабль был старый, ещё дореволюционной постройки, поэтому рундуки в кубриках отсутствовали и матросы спали в подвесных койках. Барсуков уложил в плотную парусину пробковый матрас, пробковую же подушку, простыню, одеяло, обращая все это в туго зашнурованный валик длиной чуть больше метра. Спешил Лешка не зря. Он как раз и являлся укладчиком коек курсантской роты, которая проходила свою первую морскую практику на учебном корабле Черноморского флота.

Кинув связанную койку на плечо, Лешка запрыгал по трапам наверх на правые ростры, где и размещалось его сеточное заведование. Вскоре стали прибывать с койками его сокурсники. Он принимал койки и аккуратно укладывал их в сетку. Правильно уложенные койки за день хорошо проветриваются, а в случае, если, не дай бог, корабль потонет, легко всплывают и уцелевшие матросики, уцепившись за них, могут до двух суток держаться наплаву, ожидая помощи.

Укладывая койки, Лешка с восхищением бросал взгляд то на панораму солнечного Севастополя, то на корабли, стоявшие на рейде, то на строгий силуэт Константиновского равелина.

Рейд Севастополя в наши дни

Погода была блеск! Солнце Черноморья – это не застенчивое ленинградское солнышко. Черноморское солнце – это термический трудоголик. Оно начинает шпарить с раннего утра. Купаясь в его лучах, Лешка размечтался: «Было б очень чудненько заступить сегодня дневальным по шлюпочной стоянке или уйти на баркасе в ближайшую бухточку для его помывки». Это ж какое счастье слинять с корабля и весь день купаться, ловить крабов, загорать. Особенно интересно было ловить крабов. Ближе к вечеру разводился костерок на котором выловленные крабы превращались в отменную закусь к красному вину закупленному на местном рынка. Однако эти сладкие мечты так мечтами и остались.

При разводе на работы старшина первой статьи Федорчук нарядил Барсукова и еще одного курсанта на очистку квадратной крышки люка, что вел в помещение резервного дизель генератора. Несмотря на активное использование стальных скребков и проволочных щеток, работа по освобождению люка от плотных наслоений шаровой краски двигалось медленно. Часа через полтора появился Федорчук. Он хмуро посмотрел на работничков и спросил: