Любовь Паршина - Маска Зверя. [история чёрного серебра]

Удивительно, но перед этой ходячей ручной мумией Саша испытывал трепет, будто перед каким-то важным чиновником или, скорее, перед великокняжеским привратником.

– Добрый день, – как всегда поприветствовал Саша хмурого Франческо и, как всегда, не услышал ответа, получив только взгляд, полный, по меньшей мере, сомнения в том, что день добрый.

Заперев снова дверь, Франческо указал на коридор, ведущий в гостиную, с таким выражением, с каким обыкновенно указывают на выход. Саша любезно улыбнулся, кивнул в знак благодарности и прошествовал вперед.

Лакей тут же оставил гимназиста, а сам вновь скрылся в комнатах.

В гостиной было пусто и сумрачно от задернутых плотных занавесок и непривычно тихо. Римлянин в такой час, разумеется, еще спал.

Саша устроился на диване, достал из ранца учебник, но раскрыв на случайной странице, просто положил его на колени, а сам полуприлег на широкий подлокотник. Будто бы задремал над книгой. На самом деле, ему зверски хотелось спать, но просто так развалиться в чужой квартире было неловко.

Дневной сон пришел достаточно быстро, приведя с собой полуденных бесов – тяжелые, тревожные сны. Была ли всему виной весть о несчастном происшествии, или же виновато было солнце, все же сочащееся через занавески, но во сне Саши по анфиладе старых комнат танцевала Смерть…

Кругом, как на балу или ассамблее, стояли, сидели люди, а легкий, грациозный скелет в одеждах не то из тончайшего шелка, не то из плотной паутины плясал и плясал меж ними – скакал из конца в конец анфилады, был везде и всюду, выделывая грациозные пируэты. То и дело он выхватывал из толпы людей кого-то – солидного господина с густыми бакенбардами, томную роковую женщину, зазевавшегося лакея, златокудрого смешливого ребенка, или даже кухарку, сунувшую нос в господские комнаты – затем вел этого человека в танце в самый дальний угол, а после возвращался один. И никто не боялся, не разбегался прочь, будто бы желая станцевать со Смертью.

Саша во сне сгорал от нетерпения и любопытства. Несколько раз Костлявая проскакала мимо него, даже задев своей невесомой накидкой, но не обратила на гимназиста никакого внимания. Он себя чувствовал, как Наташа Ростова – ну разве не видно, как ему хочется танцевать? Прежних гостей уже почти не осталось кругом, всё прибывали и прибывали новые…

И вдруг к Саше подошел Марк. Грустно и тяжело посмотрев юноше в глаза, он взял его за руки, потянул за собой и произнес:

– Это что, новый способ учить – вверх ногами?

– Я не вверх ногами, – еще плохо спросонья ворочая языком, пробормотал Саша, отдирая щеку от подлокотника.

– Не ты, а книга твоя вверх ногами. С чем пожаловал?

Марк уже сидел за восточным столиком, а Франческо суетился тут же, разливая чай.

– Садись, – велел Марк Саше.

Тот перебрался за стол, капнул меда в свой чай, размешал, но пить не торопился.

– Один мой знакомый юноша умер недавно. Выпил синильную кислоту.

Римлянин молчал, попивая чай, как истинный англичанин. Саша продолжил:

– Скажите, может вы знаете, зачем люди совершают самоубийства? Молодые, целые, здоровые, ни в кого не влюбленные люди…

– Почему ты спрашиваешь это у меня?

– У кого еще? Я не знаю никого старше вас.

– Хочешь, стало быть, мое мнение? Вот оно, какое есть: этот мальчик – маленький дурак, который возомнил, что осознал и понял, что такое смерть и что такое одиночество. А насколько может по-настоящему захотеться умереть и почему, ты, может быть, однажды поймешь сам.

Видя, как расширились глаза гимназиста, римлянин вдруг повеселел.

– Ну-ну, довольно! Carpe Diem 1 1 «Лови день», «лови момент», «живи сегодняшним днем» (лат.) , малыш. Не унывай, пока сам хочешь жить. Ведь даже ваш плотник называл уныние грехом. Пей, пей.

Саша послушно отхлебнул чаю, но без особого желания и аппетита.

– Может, хоть скажете, что будет в первую субботу? А то ведь скоро уже…

– Не тревожься об этом. От тебя ровным счетом ничего не потребуется – только присутствовать, получать удовольствие от общения.

– С кем предстоит общаться?

– В субботу и узнаешь. Тем более, что тут мне приходится полагаться на чужое слово, а я это не слишком люблю – кто знает, что произойдет в последний момент?

Саша кивнул, хотя ни бельмеса не понял из слов наставника. Такая таинственность, такая загадочность представлялась ему не чем иным, как неким заговором Марка и Филиппа. И почему-то никак не получалось представить приятный сюрприз в их исполнении.