Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

Неужели ты думаешь, что если бы ты отказался от похода, Константинополь не был бы захвачен, а Безье не сожжён? Не спрашивай меня, по чьей воле или вопреки чьей воле совершились эти ужасающие злодеяния, но они уже отошли в прошлое. Мы – суть беспомощные песчинки, которые морские волны по своей прихоти выносят на берег или утаскивают в пучину, чтобы, в конце концов, стереть в безвидную пыль. Разве может песчинка повелевать морем? Да пусть и не морем, а рекой, ручьём, родником!

– Но ведь сказано также:

Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного, [147] Евангелие от Матфея 18:10.

– возразил Гильом.

Я мысленно вздохнул. Крестоносец сейчас находился в таком состоянии, что не способен был воспринимать доводы разума, он нуждался в убеждении. Говорить можно было что угодно, главное – убедительный тон. Моя воля должна была победить его волю, истерзанную муками совести и страхом.

– Положи руки на стол, – сказал я. – Нет, не так, запястьями вверх. Теперь хорошо. Смотри мне в глаза. Дыши ровно и глубоко. Так… Так… Ещё… А теперь слушай меня и запоминай. Я не вижу мрака в твоей душе. Ты чист. Слышишь меня? Чист! Воистину несчастен тот, кто не испытывает мук совести, тебя же она уязвляет когтями острыми, раня тело и иссушая душу. В том, что произошло, нет твоей вины! Ты больше не будешь казнить себя за несовершённые преступления. Повторяй за мной!

Гильом, как заворожённый, глядел мне в лицо и шептал:

– Я чист… Я чист… Слава тебе, Господи!

Вдруг он нахмурился и спросил:

– А ты не ошибаешься, Павел Иатрос?

– Неужели ты больше не веришь в мои способности целителя?! – изобразил я обиду.

– Нет, что ты, я верю, верю, как я могу тебе не верить? Но, понимаешь… Болезни тела – это одно, а душа – всё-таки другое, это слишком важно и ошибиться никак нельзя.

– Друг мой, ты – воин. В случае ошибки ты проиграешь сражение, но потом можешь учесть её, собраться с силами и разгромить врага. У целителя же противник всегда один – смерть, и она не прощает ошибок. Мы должны выигрывать всегда. Нам нельзя вести бой начерно, потому что второго сражения не бывает. Понимаешь? И если я лечу пациента, я должен быть уверен в своей правоте. Целитель, ну, то есть, достойный целитель, не должен быть сторожем при кладбище своих больных. Да, мы не всегда выигрываем свои сражения, но мы всегда бьёмся до последнего. И у целителя только один союзник – больной. Если он не поверит врачу и не поможет ему, у смерти будет куда больше шансов.

– Прости меня, Павел, – тихо сказал Гильом. – Ты тоже воин, только на свой манер. А я успел забыть тебя и потому усомнился.

– Теперь вспомнил? Вот и хорошо, – улыбнулся я. – Вино ещё осталось? Налей мне немного.

– Господин, позволь спросить, а что было дальше? – раздался голос со стороны ложа, где лежала Альда.

– Ох, прости, мы всё-таки разбудили тебя, – с досадой сказал Гильом.

– Да я давно не сплю, вы так кричали, ужас просто. Только я не помню, как очутилась на этом ложе. Мы ведь сидели за столом…

– Ты устала и задремала, вот учитель и отнёс тебя на мою лежанку.

– Ох, прости, это значит, я спала в твоей постели? – смутилась девушка.

– Не надо извиняться, я сам предложил Павлу перенести тебя. Зато теперь мой подголовный валик будет источать самый прекрасный аромат на свете – запах волос юной девушки, и я по ночам буду вдыхать его и вспоминать, как я был молод и дарил цветы своей возлюбленной. К сожалению, я так и не узнал, чем пахнут её волосы…

Альда покраснела.

– Почему же? – спросила она.

– Ну, наверное, потому, что я не приглянулся ей, – ответил Гильом, и на лице его появилась грустная и мечтательная улыбка. – Она предпочла другого. Разве девушек поймёшь? Вам с Павлом улыбнулась Пресвятая Дева, ведь вы нашли друг друга, а это случается так редко в нашем злом мире. Берегите свою любовь, ничего дороже этого нет, уж поверьте стареющему рыцарю, у которого никогда не было семьи.

Гильом смутился и кашлянул в кулак.

Альда одним гибким движением соскользнула с ложа, подошла к столу и вдруг поднесла руку крестоносца к губам.

– Я слышала твою исповедь, господин, – сказала она. – Учитель прав, в тебе нет зла, ты чист перед Господом, поверь мне, я немножко ведьма и умею видеть души, помеченные печатью преисподней. Только не говори никому об этом, – улыбнулась она, – а то меня сожгут на костре.

Лицо рыцаря разгладилось, мне показалось, что он поверил словам Альды даже больше, чем моим, столько силы и искренности было в её словах.