Владимир Голубев - Забытый рубеж

– А керосиновая лампа в хозяйстве имеется?

– Так есть. На кухне. Могу запалить.

– Давай, а то разобьёмся.

Войдя в жилище, здоровяк осветил фонарём комнату, где на четырёх кроватях и на лавке спали преподаватели строительного техникума.

– Поднимайтесь. Нам нужен преподаватель Андрей Аристархович Толстиков, по важному делу.

С дальней кровати приподнялся мужчина с худыми плечами и тонкой шеей и, не вылезая из-под одела, принялся шарить рукой по подоконнику, на котором была стопка сложенного на ночь белья и книги.

Последний из вошедших напрягся и заорал:

– Ну-ка руки по швам, гад! Стрелять буду.

Андрей Аристархович, так и не разобрав, к кому относится приказ, ничего не видя, настойчиво продолжал выискивать необходимые ему как воздух очки.

– Ах так!

В избе грянул выстрел. Горница заполнилась пороховыми газами, а следом и дымом. Перепуганный хозяин Капитон Ильич от неожиданности уронил на пол керосиновую лампу «летучая мышь». Керосин расплескался около печи и вскорости вспыхнул от горящего фитиля, ярко осветив вначале кухню, а после и всю избу даже через тонкую ситцевую занавеску. Жильцы в панике принялись поспешно одеваться, косясь то на пламя из-за побеленной русской печи, то на нежданных гостей около дверей.

Здоровяк гаркнул на весь дом:

– Пожар, бегом выносите Толстикова!

А сам, цепляя ногами шаткую мебель, метнулся мимо печки прямо на кухню, где попытался потушить огонь ногами и подручными средствами. Но в рукомойнике, как назло, было сухо, и залить пламя оказалось нечем. Тем временем преподаватели уже выскочили из дома, вынося учителя черчения, а попутно захватили несчастных хозяина и хозяйку, в силу возраста пребывавших в полуобморочном состоянии из-за случившегося. Старики из последних силёнок принялись голосить на всю улицу с призывами о помощи да о спасении оставшегося добра.

Вскорости кто-то в деревне ударил в набат, и тут же собралось всё население вместе с разбуженными студентами и сапёрами. До колодца было под сотню метров, вёдер оказалось мало, а крепкий дом постройки 1924 года, иссушенный на ветрах и холоде, источенный жуком древоточцем, теперь уже пылал как факел, освещая добрую половину деревни, а печальные липы и яблони в саду отливались золотым светом. На середине улицы, в пыли и пепле, в позе Будды сидел еле живой Капитон Ильич, а в его безумных зрачках плясали языки пламени. Он лишь без конца повторял одну и ту же фразу, бормоча себе под нос:

– Что ж вы дома-то стреляете по людям, будто разбойники? Я ж вас запустил как людей, подобру-поздорову.

А рядом с ним причитала на всю округу, иногда перекрикивая треск от пламени, неутешная в горе супружница:

– Капитош-а-а, потопаем мы с тобо-ой по миру-у-у да с протянутой руко-ой, на старость-то лет. Ой, я не вовремя состарилась, ой, не в нужную пору родилась. И пойдём мы широкой дороженькой, мимо ручьёв и быстрой реченьки, будем слёзы глотать сильно горькие…

Пламень разгорелся выше деревьев, в любой момент могла рухнуть крыша. Соседи и студенты, встав в цепочку, принялись поливать стены и крыши соседних изб, боясь, что нежданный пожар может шальным красным петухом переметнуться и на них. Кто-то зашептал в толпе:

– Может, немцы.

– Да, наверно, шпионы. Вон сколь о них писали и бумаги измарали.

Кто-то невидимый возражал:

– Тихо, дурни, разве не видите, «чёрный воронок» у дома стоит.

– А, тады понятно, – стали вторить сельчане.

Тем временем здоровяк в серо-зелёной гимнастёрке грубо схватил за руку мелкого коллегу и оттащил ответственного за произошедший сыр-бор под ободранный куст сирени, зашептав ему прямо в лицо:

– Ну, сержант Самбизов, что вы себе позволяете! Вы как миленький пойдёте у меня под суд. Растолкуйте дураку, зачем вы стреляли в Толстикова? Наверно, беспорядки намеревались устроить в колхозе? Вы понимаете, что колхозники нас могли запросто поднять на вилы, приняв за диверсантов или грабителей?

– Простите меня! Я подумал, он разыскивает оружие, то есть хочет оказать сопротивление и шмальнуть по нам.

– Идиот, какое оружие у учителя черчения, который и пукнуть спокойно не может, ибо спит как селёдка в бочке?

– Товарищ капитан, так вы сами нам по дороге говорили, что он, возможно, немецкий шпион, и, мол, есть надёжные сведения.

– Молчи и слушай мою команду, кусок дурака. Ищи где хочешь медика и бери справку, что Толстиков мёртв. И завтра с телом жду в Можайске. Будем дело закрывать. Как мне прикажешь докладывать в Москву, а? Что он оказал сопротивление? А если капнут, ведь там свидетелей целая изба? Прикажешь их тоже за одно расстрелять?