Вик Бовэ - Сказ о жизни Сергия

Первый раз ударил Кирилл Афанасьевич не то чтобы в полную силу, но старательно. Звякнув, словно по железу, кочерга отскочила, не оставив на гладкой поверхности даже царапины. Второй раз воевода ударил со всего замаха и сознательно целил в край синего кирпича. Цокнув, словно подкова по гранитному камню, кочерга лишь ожгла ладонь боярина, а кирпич остался целым.

– Ты, детинушка, бей так, как бы по ворогу колотил, а ещё с думой, что сие есть проверка прочности будущего кремника, – весело проговорил старик, довольный своей работой.

Теперь Кирилла Афанасьевич бил со всего маху, сил своих не жалея. Но и все равно, блестящая поверхность демьяновских кирпичей оставалась без видимых повреждений. Потом Стефан, испросив дозволения у старика и отца, взялся за железный прут. Но сколько не пытался, разбить ему составленных кирпичей не удалось.

– В землях греческих и других, давно таковые прочные хоромы ставят из глиняных обожжённых кирпичей, но там оне белые бывают, а таковых цветных, как у меня, нет. А всё потому, что в наших краях глины, не чета заморским, и в таком достатке имеются, что не одну крепость возвести можно. Единственная незадача содержится в том, что нужных печей, дабы выделывать кирпича во множестве, в помине нет. Но коли будет желание боярина, и потребно для предохранения от ворога, то можно и люд выучить, и печей наставить. Для православной Руси старый Демьян готов расстараться и разумение о летах собственных выбросить из головы.

Удивительным казалось Кириллу Афанасьевичу как быстро за крепостью, возводимой на горе в близи Красного городка, установилось новое птичье название. Правда, именовали её не на лад, придуманный Стефаном, а по старой привычке: не Скопой, а Ломихвостом. Теперь уже не только среди мастеровых и дружинников ходило то прозвание, но уже и далеко по наделу разошлось. Куда бы ни ехал новый воевода – где пашни оглядывал, где лес строительный выбирал, везде уже про крепость наслышаны, и везде кличут её наименованием, придуманным Стефаном, но переиначенный людом.

За те недолгие годы, что поселилось семейство Варницких в Александровском городище, а прошло их уже два, успел побывать боярин Кирилл Афанасьевич во всех больших и малых селищах и деревнях: Мшанка, Секирино, Клекотки, Купчая, Нагиши. Да и во многих починках, что стояли о двух избах без всякого названия, тоже понаведывался.

Про воеводу новой возведенной крепости слух скорый разошёлся. Так как исходило от него для смердов послабление, то очень многие восхотели на его земле сидеть да хлеб растить. Шли в надел боярина Кирилла не единственно одной семьёй, а переселялись неразделимым миром. К тем же Нагишам приросло за очень краткую пору сразу четыре силища, а потому старосте и пришлось именовать их в порядке прибивания – первые, вторые, третьи, четвертые и всё Нагиши. Смердам, котором не находилось дела в осенью пору на пашне – не каждому пока ещё достался надел для озимого сева, шли к достраиваемой крепости. При этом они говаривали, что идут к Ломихвосту.

Пронскому князю Александру Михайловичу такое название тоже оказалось любым. Видал он речного охотника не один раз, а потому, когда приезжал осматривать уже воздвигнутые башни и стены, нашёл много сходного с птицей и в самой постройке. Из-за неровности горы, стены получились похожими на крылья сокола, приготовившегося к нападению; отогнутыми на сторону пронскую, и обращённые остриём на сторону Дикого поля.

Мастерового люда, собравшегося в крепости, пребывало много, а потому работы шли скоро. Три остроконечные башни и две стены с наполья были готовы совершенно. Две сторожевых башни при воротах, стены и ров, по бокам близились к завершению. Лишь задние две стены оставались наполовину не подъятыми. Внутри крепости стояли уже готовыми постройки для хранения провизия, жилые избы для мастеровых и ратников, многие загоны для различного скота. Хоромы для воеводы тоже близились к окончанию. Бранил князь за такое нерадение к своим нуждам Кириллу Афанасьевича, но не с сердца. Понимал, что тот больше за дело, да люд служивый и мастеровой думает, нежели за себя, а потому такому не корыстолюбию радовался.

Потом Александр Михайлович самолично полез на самый верх сторожевых башен, где насчитал двадцать окон для различного боя. Не поленился князь смерить площадки и стены. Оказалась, что сторожевая башня в длину четыре сажени и поперёк столько же. Хоть и обговаривались они в своё время с воеводой на меньшую величину, но за такое усердие пронский князь лишь хвалил. Выходила сторожевая башня по своим размерам почти такою же, как построили и в самом Пронске.