Екатерина Элизабет Люмьер - Гимн Красоте

Когда за окном совсем стемнело и работать стало совершенно невозможно, он позволил себе отложить кисть. Все его тело затекло, а спина предательски болела. Венсан чувствовал слабость и как его бьет озноб. Не ровен час, болезнь вернется. Он зажег керосиновую лампу и несколько минут просто стоял, осматривая студию скептическим взглядом. Пожалуй, законченных картин стало слишком много. Вероятно, на днях ему стоит отнести несколько особенно удачных видов Парижа Дюран-Рюэлю. Если их удастся продать, он сможет купить себе еды, и, кто знает, даже отложить немного на «черный» день. С учетом нерегулярности его заработков это было бы как нельзя кстати.

Сделав несколько шагов, он приблизился к небольшому распятию, расположившемуся на стене над полкой, уставленной книгами. Встав на колени, он начал молиться. Сегодня в своих молитвах он решил упомянуть и Виктора. Танцовщик, как ему показалось, жил весьма неплохо, однако это вовсе не означало, что его жизнь безбожника была в действительности так уж хороша.

Утро воскресенья началось для него с первыми лучами солнца. Он хотел продолжить работу над серией, однако вместо этого его взгляд упал на портрет Люмьера. Достав незаконченный портрет, он еще раз внимательно его изучил. За первую встречу он успел сделать лишь карандашный набросок и прописать глаза. И теперь эти глаза, словно два драгоценных камня, следили за ним с небольшим лукавством. Немного помедлив, Венсан взял в руки кисть и начал подправлять небольшие детали. Он знал, что должен дождаться Виктора, ибо боялся случайно исказить черты, но ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось творить, и он прекрасно знал, что, когда это чувство берет верх, решительно ничто не может его остановить.

Очнулся он ближе к обеду от острого чувства голода. За это время он успел тщательно поработать над фоном. Ему удалось добиться того самого эффекта светотени, который так радует глаз на картинах Караваджо и других итальянцев. Пообедав хлебом и сыром, он решил продолжить работу над портретом Шарлотты, и до конца дня писал его сосредоточенно и скрупулёзно.

В течение недели он много думал о словах, произнесенных Люмьером. Венсан сказал ему чистую правду. В шестнадцать лет ему явилось откровение, которое, как ему казалось, определило всю его жизнь. Он привык рассматривать свою жизнь «до» и «после» данного случая, и ни разу не сомневался в том, что поступает правильно. В конце концов, смог бы он покинуть родительский кров, если бы у него не было веры? Он помнил, как в детстве его мать – мадам Жозефина де ла Круа, зачитывала притчи из библии. Тогда он слушал их очень внимательно и решил, что когда повзрослеет, во что бы то ни стало будет походить на их героев. Более всего ему нравилась история про пророка Иона. Его прельщала мысль о том, что все люди равны перед богом и у всех есть шанс на искупление и божью благодать.

Он жил с этим принципом и старался во всем ему соответствовать, однако Виктор ворвался в этот мир строго устоявшихся норм и правил и перевернул его с ног на голову. Венсан знал, что есть люди, называемые атеистами. Они отрицают веру и убеждены, что бога не существует. Многие великие умы жили вовсе не по законам божьим. Однако в окружении Венсана Люмьер был первым, кто открыто заявлял о подобных взглядах. Это пугало, но в то же время интриговало. Поразмыслив, он решил, что знакомство с подобным человеком может стать для него интересным опытом, который он уж точно не будет лишним. К тому же, Виктор был умен и, несомненно, хорош собой.

Тот поцелуй, подаренный им на прощание, не на шутку взволновал Дюплесси. В тот момент он почувствовал, как его обдало жаром, а сердце начало учащенно биться. Он был не готов к такому развороту событий, но в тоже время ни о чем и не жалел. Художник знал, что это грех. И до встречи с Люмьером он был абсолютно в этом уверен. Но теперь его начали одолевать сомнения. В конце концов, если Бог – это любовь, можно ли осуждать ее различные проявления? К тому же у многих великих монархов Франции были любовники, например Шарль д’Альбер и Анри Куаффье де Рюзе у Людовика XIII или Филипп де Лоррен-Арманьяк у герцога Филиппа Орлеанского. Нет, конечно же, этот танцовщик не сможет повлиять на его веру и мысли подобным образом, но, что если просто допустить, что подобные вещи могут иметь место?

Виктор не мог перестать думать о своем новом знакомом весь следующий день – настолько сильно его заинтересовала личность Венсана Дюплесси. Вернувшись ближе к вечеру после того, как они с художником пообедали и Люмьер купил обещанные конфеты для Шарлотты, он забрал скрипку из спальни и отправился на крышу театра, откуда открывался по истине изумительный вид на Париж. Он расположился с южной стороны фасада у постамента позолоченной скульптуры «Поэзии». Хотелось абсолютной тишины и уединения, поскольку впереди его ждали шесть дней, полных репетиций и излишнего, порой даже выматывающего общения с другими артистами оперы и балета. Эти редкие минуты наедине с собой и музыкальным инструментом помогали почувствовать жизнь так, как ему самому этого по-настоящему хотелось именно сейчас. Весна в Париже была его самым любимым временем, самым ярким и полным чувства, и так хотелось не пропускать ее в канители забот, бесполезных разговоров, заперевшись в стенах каменного изваяния, пусть и самого прекрасного, подобного храму искусства, на проспекте Оперы.