Павел Гельбак - Сын чекиста

Возвращая документы, лейтенант удивился:

— Что же вы раньше, товарищ военврач, не показали пропуска?

Вялых предъявил отпускное свидетельство и удостоверение личности офицера.

— А пропуска у меня нет. Я только из госпиталя.

— Ну что ж, военврач может быть свободной, а вас, старший лейтенант, мы возьмем с собой.

— Это исключено! — воинственно вмешалась Наташа. — Считайте, что я как врач сопровождаю раненого.

— Кто из вас раненый, сразу не поймешь! — пошутил лейтенант.

Солдаты, сопровождавшие офицера, засмеялись.

— Угадал, лейтенант, — ответил Вялых. — В самое сердце, прямой наводкой.

— Раз такое тяжелое ранение, тогда, пожалуй, не задержим. Как вы думаете, ребята?

— Точно, товарищ лейтенант! — дуэтом ответили солдаты.

— Мой совет, старший лейтенант, патрулю больше на глаза не попадайтесь.

Владимир и Наташа молча идут по московским улицам. Двое в военных шинелях...

— Я тебе не потатчица! Съезжай с квартиры, бесстыжая! — решительно сказала Наташе Николаевна.

Наталья Васильевна ничего не ответила. Что скажешь Николаевне и другим, непременно желающим вмешаться в ее личную жизнь? Да, широкий офицерский ремень уже не сходится на талии! А гимнастерка, словно парус, топорщится над юбкой, обтянувшей живот! Ну и что? Разве обыватели в силах понять, что плод, зреющий в ее теле, — это плод великого чувства, которое сильнее смерти и страха смерти. Родить ребенка от любимого человека великое счастье! Она будет работать до последнего дня, останется на своем посту и не откажется от счастья материнства, даст жизнь новому человеку, когда кругом гуляет смерть.

Сложив вещи в чемодан, Наталья Васильевна направилась к двери. На пороге она обернулась, спокойно поблагодарила за предоставленный приют. Сердце Николаевны защемило. Вправе ли она выпроваживать на улицу женщину в таком положении? Уже миролюбиво она сказала:

— Куда же ты сразу с чемоданом? Подыщи сначала квартиру, а потом и вещи отвезешь.

Наталья Васильевна молча положила на комод ключ от входной двери и ушла.

Наталья Васильевна пришла в госпиталь с чемоданом в руках.

— Никак в декретный собралась, доктор? — спросила регистраторша Марина Юрлакова. — Не рано ли? Вялых вроде совсем еще недавно из госпиталя выписался.

— Рано, Мариночка, рано! — не обращая внимания на тон регистраторши, ответила Рывчук. Счастливая улыбка блуждала по ее лицу. — Я постараюсь не бросать работу до самого последнего дня.

«Блаженненькая, — снисходительно подумала о враче Марина. — Чему улыбается? Другая не знала бы куда глаза деть от стыда. А эта ишь как сияет! Но почему это она с чемоданом?»

— Уж не в госпитале ли жить собираетесь, доктор?

— Нет, в госпитале неудобно. Надо где-нибудь квартиру найти.

— Чуть не забыла. Письмецо вам, доктор.

Наталья Васильевна нетерпеливо схватила письмо, сложенное треугольником, и стала читать:

«Милая, дорогая, любимая женушка, ненаглядная моя девочка!

Теперь мы с тобой, Наталка, одно целое. Не беда, что нас временно разделяют сотни километров. Мы можем очутиться даже на разных планетах, но будем слышать биение сердца друг друга. Когда я поднимаю руку, прося у дежурного по аэродрому разрешения на вылет, читаю книгу, смотрю фильм, всегда ты рядом со мной. Я слышу твое дыхание, вглядываюсь в твое лицо, когда мне надо принять трудное решение — советуюсь с тобой. Я засыпаю и просыпаюсь с мыслью о тебе.

Выходит, правы мудрецы, утверждая: «Разлука для любви — что ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает сильней».

Прошу тебя, не беспокойся обо мне. Ничего, уверяю тебя, ничего страшного со мной не произойдет. Не хвастаясь, скажу, что никогда еще, вылетая на задание, не чувствовал себя так уверенно, как теперь. Впрочем, летаем-то мы с тобой вдвоем. Вот и сейчас ты вместе со мной закрепляешь парашют, поднимаешь руку. Мы летим в бой. Когда вернемся, будем вместе мечтать. Я еще раз перечитал твое письмо. Думаю над твоими словами: «...Скоро я тебе сообщу новость. Быть может, в жизни нашей произойдет большая перемена».

Что же это за новость? Какую перемену ты ждешь? Я боюсь верить... Ведь это же замечательно! Ты станешь матерью, а я отцом. Скажи, верную догадку подсказало мне сердце? Впрочем, зачем спрашивать, когда твердо знаю, что большое счастье врывается в нашу жизнь. Все равно, кто будет: дочь или сын. Я уже люблю его или ее.

Одно меня огорчает, что в этот момент я не могу быть рядом, чтобы каждому, кто посмеет искоса на тебя посмотреть, бросить в лицо: «Она — моя жена. Самая законная! Потому что нас обвенчала любовь...» Зря я тогда не настоял, чтобы мы зарегистрировались.