Александр Западов - Забытая слава

Что ж, это хорошо — простое русское слово. Таких книг Сумароков еще не читывал. Автор, видимо, человек светский, а о любви, как свободно пишет! И верно, для мирской книги язык славянский не годится — он стал языком церковным, многие его просто не разумеют, о любви же надо говорить так, чтобы все понимали.

В книжке были стихи и проза. Сочинитель — он звал себя Тирсис — описывал землю, которая называется остров Любви. На берегу острова гуляют женщины, старые и молодые, пригожие и некрасивые, ибо все подвластны Купидону и всех поражают любовные стрелы. Тирсис погнался за прекрасной Аминтой. Она укрылась в пещере Жестокости, но Тирсис отвел ее в дом Искренности и побывал затем в городе Любви. Вскоре им встретилась девка, которая хотя и чрезмерно дурна, однако весьма спесива и не знает, как себя уставить, ни в чем довольствия своего не находит. Зовут ее Холодность. А потом явился Рок, увел с собой Аминту, и Тирсису пришлось удалиться в пустыню Воспомяновения…

Время заглаживает раны. Понемногу Тирсис стал забывать о своем несчастье и поселился в городе Беспристрастность. Происшедшее изменило его нрав. Он больше не хотел отдаваться серьезному чувству и мечтал о том, чтобы найти приятную потеху:

В городе Глазолюбность Тирсис принялся ухаживать сразу за двумя дамами — Ирисой и Сильвией, посетил местечко Забава и замок Милостей, но потом встретил величавую женщину по имени Слава и навсегда оставил остров Любви, начав жить разумно и осмотрительно.

Повесть окончилась быстро. Сумароков вернулся к началу книги и снова перелистнул страницы. Значит, все это на манер аллегории — беспокойность, надежда, любовь, после холодность, и жестокий рок разрушает едва возникшее счастье. Но как, пережив утрату Аминты, полюбить сразу двух, а затем забыть Ирису и Сильвию, обратившись к Славе? Может быть, так и живут люди, и сочинитель написал правду, украсив ее нарядом игривого вымысла? А когда ему, Александру, придется поехать на остров Любви?

Сумароков задумался над книжкой и не вдруг заметил, что вслед за повестью шли на русском и французском языках «Стихи на разные случаи» — собрание стихотворений.

Первой была напечатана «Песнь», в честь коронации Анны Ивановны:

Сумароков споткнулся на слове «императрикс» — вроде бы не указное и в мужеском роде. Но сочинителю виднее. Дальше — «Элегиа о смерти Петра Великого». Тут отдавало школьным красноречием — античные боги Паллада, Марс, Нептун и с ними Политика плачут о государе. Сумароков старательно прочел стихи — он с детства питал уважение к памяти Петра, — но элегия не понравилась: слов много, да все какие-то ветхие, скучные. А вот следующие — лучше; видно, что сочинитель, быв вдалеке, с любовью вспоминает отечество:

Дальше — опять плохие, на брак его сиятельства князя Александра Борисовича Куракина. Льстиво очень и длинно. А за ними французские стихи о любви и русские — «Плач одного любовника, разлучившегося со своей милой, которую он видел во сне», «Стихи о силе любви», «Песенка любовна».

Книжка «Езда в остров Любви» была неожиданным и счастливым открытием Сумарокова. Он скоро узнал через товарищей, что сочинил ее Василий Кириллович Тредиаковский, астраханский попович, на свой кошт учившийся в Париже. Книжку напечатал он, вернувшись в Россию, и молодежи рассказ весьма понравился, а людям, в старых книгах начитанным, — нет, и Тредиаковского ученые монахи обвиняли в безбожии, книгу же его именовали бесстыдной.

Расспрашивая своих однокашников, Сумароков понял, что некоторые кадеты любят стихи и сами пробуют сочинять.

Он подружился с ними. Это были Михаил Собакин, Адам Олсуфьев, Отто Розен. Новые товарищи его писали силлабические вирши на торжественные случаи — поздравления в рифмованных строчках императрице от имени Шляхетного корпуса — и казались Сумарокову опытными сочинителями. В январе 1735 года, например, в день рождения Анны Ивановны, их даже пригласили во дворец на парадный обед, и там Розен поздравил государыню в немецких стихах, а Олсуфьев прочел свою оду, написанную по-русски от имени «юности Рыцарской академии», то есть от кадет.