Кстати, свою привычку встречать экипажи на аэродроме он возвёл в ранг традиции. Это стало потом ритуалом. И уже впоследствии, будучи командиром части (командиром отдельной авиаэскадрильи, а потом и командиром бурундайского авиаполка), он встречал возвращающиеся из командировки в ДРА экипажи всегда только на аэродроме совместно со всеми своими заместителями. Иногда (даже почти всегда) предоставлял экипажу свою служебную «Волгу», или, в крайнем случае, свой «УАЗик» («УАЗ-469») ― доехать до дома и подвезти личные вещи.
Что такое личные вещи? Это не просто кусок мыла и зубная щётка, брошенные в портфель. Их (этих вещей) скапливалось по своему объёму и весу при полётах в такие командировки у каждого из нас столько, что, не смотря на относительную близость от дома до аэродрома, всего-то каких-то 300 метров (если идти по прямой), дотащить всё «это добро» за одну, даже две ходки пешком, было не по силам. Только одной лётной формы одежды (и зимняя куртка, и тёплые меховые штаны, и несколько пар обуви, и т. д.) набиралось более увесистого и большущего холщового мешка. Плюс ЗШ (защитный шлем), предназначенный для защиты головы от ударов любыми предметами и от попадания пуль мелкого калибра по касательной. Он (ЗШ) был в такой деревянной, достаточно крупногабаритной упаковке, в которой предписывалось осуществлять его транспортировку. Все эти вещи были нужны вне зависимости от сезона, времени года и погоды, необходимы при полётах в горах во всех наших командировках и спецзаданиях, которые мы выполняли там. Да, предписывалось ещё с собой брать и личный противогаз. Правда, это мало кто делал и исполнял… За себя скажу, что я никогда не брал в командировки с собой противогаз и комплект химической защиты, не требовал и не проверял всего этого у других членов своего экипажа. В общем, донести до своего вертолёта или на обратном пути, наоборот, от вертолёта до дома все эти, так, называемые «личные вещи», было не то, чтобы нельзя, но очень проблематично и тяжело. Нет, безусловно, какая-то машина или автобус в таких случаях и для этих целей экипажу выделялась всегда. Более того, её можно было заказать по радиостанции к точному времени своего прилёта. Но подъехать к подъезду своего дома именно на командирской машине, казалось просто верхом предела заботы, внимания и уважения со стороны Захарова к каждому своему лётчику.
Когда возвращающийся из ДРА экипаж на последнем этапе полёта, вылетая из Алма-Аты (Бурундая), докладывал на базу расчётное время прибытия в Уч-Арал, в ответной квитанции по радио он всегда слышал следующее: «Мы вас ждём! Командир заказал к вашему прилёту баню». Эта фраза была никем не утверждённая в системе и правилах радиообмена. Но она для возвращающегося экипажа (экипажей) звучала всегда.
Баня в Уч-Арале для офицерского состава была по субботам. Парная топилась дровами, бассейн заполнялся водой тоже только по субботам. Но при возвращении экипажа из командировки, вне зависимости от дня недели, командир давал распоряжение на топку бани и заполнение бассейна ко времени прилёта экипажа. Конечно же, в этот день мог мыться вместе с возвратившимся экипажем любой желающий. То есть, как правило, при возвращении экипажа, добавлялась для всех возможность попариться и помыться на этой конкретной, неделе ещё раз. Это тоже стало традицией. Однако так было только при Захарове. Хотя и баня была тоже построена при нём. И всё это было так приятно, изнутри распирала гордость за то, что ты нужен, чёрт подери. И чувствовалось, и верилось в то, что тебя действительно ждут, и что командир ― настоящий командир. Настоящий Человек! Что он действительно не на словах, а на деле заботится о тебе и о каждом. Помнит обо всём и всех.
Что-то я отвлёкся, и перескочил немного вперёд.
Возвращаясь к своей командировке на Лянгар в октябре-ноябре 1981 года, скажу, что Захаров, параллельно со всеми выполняемыми задачами командира авиагруппы, «провёз» (т. е. дал вывозную программу) моему тогда командиру Анатолию Кивалкину по всем существующим уже там площадкам и аэродромам. Ну и мне в том числе.
Надо сказать, что Кивалкин летал очень хорошо. Почувствовав, при заходах на посадку и взлётах на самых трудных высокогорных площадках, что Толик со всем очень хорошо справляется сам, Захаров при полётах на менее сложные площадки даже не садился на правое «седло» для подстраховки в качестве лётчика-инструктора. Он сидел посередине, на месте бортового техника, либо вообще стоял сзади его (этого сидения) и только спокойно говорил, что надо делать то-то и так-то. Подсказывал вовремя, какой и где надо сделать крен, какую держать скорость полёта, вертикальную скорость снижения, какие должны быть обороты несущего винта, двигателя и т. д.
Читать дальше