Константин Юрин - Господа Офицеры

Мрамор холодных ступеней. Вечность, ведущая в небо.
Страх на стене лазарета. Кровью окрашено лето.

Скорбные цифры июня, смерти излюбленный месяц.
Так начинаются войны. Мир бесконечен и тесен.

Свечи дрожали от горя, в танце сгорая невинно.
Вот тебе смертная плаха, вот тебе запах полынный!

Ворон голодный гарцует, чувствуя скорость победы.
Свежая кровушка льётся, радость меняя на беды.

Мрамор холодных ступеней. Вечность, ведущая к аду.
Кажется, нет и спасенья этому «Райскому саду».

Души летают, как птицы, и собираются в стаю.
На пограничном погосте воют собаки и лают.

Но молодой подпоручик, землю ощупал руками
И в штыковую повёл роту слепыми глазами.

Мрамор холодных ступеней. Вечность, ведущая к раю.
Помнит героев Россия, как за неё умирали!

Тихо на Польском погосте. Память закована в латы.
Снятся ей чистое небо, спящие русские хаты.

А на «Поклонной» салюты небо разрезали в клочья.
Пишется золотом Память, в мраморе выбита прочно.

Последний пароход с протяжным криком уходит
из России, господа.

Вам долго не видать снегов Отчизны – они растают, право,
без следа.

И мы погибнем в этой жуткой бойне от серого, холодного
свинца.

Достойно умереть – вот это сложно. Мне очень жаль нелепого
конца.

«Поручик милый, юнкеров в шеренгу! Примкнуть штыки,
а пулемёт на фланг!»

«Посмотрим, сударь, нынче непременно, и кто возьмёт
в игре смертельной банк?»

Залито кровью золото погон, и на груди застыли ордена.

Поручик медленно идёт в пучину моря, за ним, под крики
чаек, – юнкера.

И море приняло в холодные объятья, в могилу братскую
пехотный батальон

И долго – долго на песке играло сплетеньем нитей золотых погон.

Последний пароход с протяжным криком уходит
из России, господа.

Подпоручик смотрел на закат. Лапы сосен целуют туманы.
А деревья снимали наряд, и листва запарила кальяном.
На причале шальной пароход затянул свою песню
в мажоре,
Собираясь в последний поход – заржаветь далеко
на Босфоре.

Чайки с криком, нырнув в облака, исчезали
и вновь появлялись.
И не видно Гражданской конца, словно дети
в войну заигрались.
Есаул подтянул стремена и пустил дым белёсый колечком.
На груди виден след от креста, а в руках – дорогая уздечка.

«Ну бывай, я в Стамбул не ходок. Помирать – так в любимой сторонке».
И повёл эскадрон на восток, где ждала чернобровая жёнка.
На причале шальной пароход затянул свою песню в мажоре
И отчалил в смертельный поход – умирать далеко на Босфоре.

Подпоручик смотрел на закат, кипарисы в объятьях тумана.
Он шагал в свой последний парад, разрядив в грудь обойму нагана.

Вечереет слишком рано.
Минарета слабый стон.
Запах пьяного кальяна,
Чачи – горький самогон.
Отставной поручик Сухов,
Статный, выбритый смутьян,
Очень любит сочных девок
И задорный хор цыган.
Танцы – шманцы до упаду
Под шальной гитарный звон.
На груди висит награда —
Крест за крепость Балатон.
Перекрёстные атаки
«Перекопа». Сердца боль.
Душу рвут воспоминанья.
Сыплет Врангель в рану соль.
Надоела брань Стамбула,
А у русских свой закон:
Штык красавец пуля дура.
Эмигрантский лексикон.
Отставной поручик Сухов,
Статный, выбритый смутьян,
Выпил рюмку крепкой чачи,
Наградной достал наган,
Посмотрел с улыбкой в небо
И вздохнул, глотая боль,
И ушёл туда, где не был.
Жизнь сыграла свою роль.
Вечереет слишком рано.
На «Босфоре» шум и гам.
Слёзы пьяного цыгана,
Наградной дымит наган.
И зажглась звезда на небе,
Набирая высоту.
Он шагал туда, где не был,
Превращаясь в синеву.