Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

— Так как ваше императорское величество и ваши княжеские величества хотели бы иметь простой и точный ответ, я дам его без околичностей. Я думаю, что лучшим моим оправданием будет подражание примеру Спасителя, который, получив за свой ответ заушение от служителя прокуратора, обратился к нему и сказал: «Если я говорил дурно, то докажи, что это дурно, а если я говорил хорошо, то зачем же ты меня бьёшь?» Я не могу в моих верованиях подчиниться ни собору, ни папе, ибо ясно, как день, что они заблуждались. Итак, если меня не убедят ссылками на Священное Писание, то я не могу и не желаю отрекаться ни от чего, потому что христианину не следует ничего говорить противно совести.

Лютер остановился и произнёс слова, вскоре ставшие знаменем восстания против папы:

— На том стою и не могу иначе! — И заключил: — Помоги мне Господь! Аминь!

Никто не знал, что ему возразить. Карл с невозмутимым лицом отпустил его кивком головы. Стража окружила монаха и вывела из дворца. Многие в зале подумали, что тот арестован, что его уводят в тюрьму. Раздались возмущённые крики. Лютер их понял и успокоил, крикнув, что ему дали свободу. Тогда многие депутаты хлынули за ним шумной толпой и поднимали вверх большой палец руки, как во время ристалищ делали римляне. Они же одумались на другой день. Ведь это была ещё не победа. Карл мог нарушить свою охранную грамоту и отправить нераскаявшегося еретика на костёр, как в подобной обстановке отправили на костёр Яна Гуса. К Лютеру явилась депутация из дворян. Его уговаривали не губить всего дерева, а отсечь только ветви, то есть раскаяться кое в чём, но не во всём. Предложение не лишено было мудрости. Частичное раскаяние позволило бы императору и сейму отказаться от исполнения папского осуждения как полностью и окончательно изобличённого еретика, ведь еретик был бы изобличён только отчасти. Соблазн был велик, так как велик был и риск, что из Вормса он будет выпущен, но схвачен и казнён по дороге. Лютер попал в ещё более трудное положение, чем перед лицом императора, но и тут устоял, повторив, что не может идти против совести.

В те же часы папский посол уговаривал Карла применить к Лютеру пытку и тем принудить его к отречению, после чего костёр был бы ему обеспечен.

Тогда ночью на площади города появился плакат, в нём четыреста благородных представителей нации клялись не оставлять в беде Лютера и объявить войну князьям и папистам, как стали называть сторонников папы.

«Я плохо пишу, но могу причинить серьёзный ущерб. Восемь тысяч человек я поставить могу под ружьё».

И странная подпись, символ восстания:

«Башмак».

Карл не обратил на это внимания. Помеченный восьмым мая двадцать первого сейму был прочитан эдикт. Учение Лютера объявлялось собранием старых, давно таившихся ересей. На этом основании эдиктом предписывалось, что по истечении двадцати дней, считая от восьмого числа, во время которых ещё действовала охранная грамота, Лютер должен быть арестован в любом месте любым представителем императорской власти, всем и каждому запрещалось давать ему постой, приют, пищу, питье и лекарства, его сообщники должны были низлагаться, арестовываться и лишаться имущества, а его сочинений никому не дозволялось ни продавать, ни покупать, ни читать, ни держать в доме, ни переписывать, ни печатать, ни дозволять печатать другим. Эдикт предписывал сжечь все двадцать сочинений непокорного проповедника. Фридрих Мудрый и тут остался верен себе. Выходя из дворца в окружении слуг, бросил как бы в неопределённом раздумье:

— Бедолаге надо бы чем-то помочь, только чем?

Офицер его личной охраны поспешил подсказать:

— Можно куда-нибудь спрятать, только куда?

Глаза Фридриха заблестели, но он буркнул строго:

— Это меня не касается.

И в самом деле, Лютер поспешил выехать из Вормса в своей тележонке. Его спутником был монах-августинец. Два дня они были в пути. На третий их догнал отряд всадников в масках. Августинец, уподобившись зайцу, прыснул в кусты. Лютер остался недвижимым, как щитом ограждая грудь свою Библией. Его схватили грубые руки и поволокли за собой. Только проскакав несколько миль, всадники открыли лица, принесли ему извинения, сказав, что это дело должно держаться в тайне, дали коня и привезли в замок Фридриха, скрытый в горах. Комендант приветствовал его как почётного гостя. Его поселили в удобном покое под именем рыцаря Георга. Стало известно много позднее, что Господь наслал на Лютера ещё более тяжкие испытания, чем до сих пор. Это было испытание праздностью. Воображение разыгралось, всюду мерещился дьявол. Однажды запустил чернильницей в его голову, чтобы избавиться от него, и позднее чернильное пятно на стене в замке Вартбург показывали как реликвию почитателям Лютера. Позднее же признался: