Степан Лукиянчук - День длиною в 10 лет. Роман-мозаика. Часть 3

«Что встал. Дальше говори!» – рыкнул начальник. Я начал тараторить всё сначала как положено: Ф.И.О., год рождения, статью, срок, даты начала и конца срока, режим отбывания наказания. Знаете, когда стоишь с сумками в обеих руках, а перед тобой стоит офицер с пытливо изучающим взглядом и сверлит тебя глазами под сумасшедший рык и лай собак, хочется как-то поскорее провести эту процедуру сверки. Стараешься говорить очень быстро, на автомате выпуливать заученные слова. И не дай Бог сбиться, запутаться, привлечь внимание конвоя к себе задержкой. Во время приёмки охрана очень агрессивна, поэтому они легко могут отходить дубинкой по спине или ударить электрошокером.

– Пошёл! – махнул стопкой папок в направлении вагона начальник. Я подбежал к вагону.

– Первая камера – приём! – крикнул помощник начкара.

– Первая камера к приёму готова! – послышалось в ответ из глубины вагона.

– Пошёл! – это помощник крикнул уже мне, толкнув в спину. – Первый пошёл!

Я заполз по неудобным ступенькам в вагон с двумя сумками в руках. Встретив меня в тамбуре, стоявший там конвоир эхом вторил: «Первый!». Я пошёл по коридору внутри вагона мимо заполненных людьми решётчатых камер. В камерах было темно. Виднелись только обвитые вокруг решётки пальцы и примкнувшие к ней глаза. Грузили этап, поэтому всем было интересно, кого ведут.

В конце вагона у одной из камер друг за другом также в бронежилетах стояли ещё двое часовых. Ближний открыл раздвигающуюся дверь камеры: «Заходи, – и громко: «Первый!». Я протиснулся в узкую дверь. Камера была пустая. Свои сумки я сразу закинул на второй ярус, а сам сел вглубь на нижние нары, освобождая пространство для других, идущих за мной заключённых. Долго ожидать не пришлось. Послышались уже знакомые однообразные крики: «Второй! – Второй! Третий! – Третий!..» В камеру один за другим боком заваливались этапники, заполняя её пустоту своими телами, сумками, волнением, суетой. Наконец послышалось: «За последним закрыть!». Последний из нас расположился около решётки. Хлопнула задвигающаяся дверь камеры.

– Приготовиться к обыску! – поступила команда конвоя.

Группа конвоиров прошла мимо нас по коридору. В коридоре остался дежурить один часовой. Состав поезда дёрнулся и медленно начал набирать скорость.

Нас посадили в первое купе, которое, судя по всему, служило «отстойником» перед шмоном и распределением в другие камеры. Вскоре пришли конвойные, начали «выдёргивать» нас из камеры по одному на обыск. Я решил, что пойду последним, чтобы не суетиться и немного посидеть спокойно. Когда из камеры вывели всех, кроме меня, и я остался там один, мне сказали распаковывать сумки и готовиться к обыску. Через несколько минут пришёл «шмональщик», одетый поверх формы в синий халат. Он попросил меня встать лицом к стене, развести ноги, развести по сторонам руки, вывернув ладони наружу. Он обыскал меня. Затем попросил повернуться к нему лицом, широко открыв рот, поводить языком в разные стороны. Потом сказал мне сесть на нары и довольно поверхностно начал осматривать вещи из сумки.

– Запрещённые предметы имеются? – непринуждённо спросил он. – Телефоны, сим-карты, ценные вещи, колюще-режущие предметы?

Я видел, что конвойный был расслаблен, вёл себя спокойно и не агрессивно. Поэтому я позволил себе шутливый тон:

– Откуда у меня телефоны, начальник? – ответил я. – Сижу столько лет, телефоны и в глаза-то не видывал!

Закончив досмотр, конвойный разрешил складывать разбросанные по купе вещи и вышел. Ещё через минуту меня вывели с вещами в коридор и перевели в другую камеру где-то в середине вагона. Я зашёл в купе и в полутьме различил незнакомые мне лица и кое-кого из наших.

– Здорова, мужики! – поприветствовал сидящих здесь я.

– Здоровенько были! – отвечали мне.

В таких случаях по неписаному закону тюрьмы первым поздороваться должен каждый входящий в новую камеру. Тем самым он выказывает уважение к находящимся здесь зекам, ожидая взаимное уважение в свою сторону, если, конечно… Если, конечно, считает себя равным «по жизни». Случается так, что у входящего «по жизни» не всё ровно. Если так, то входящий обязан «определиться» и рассказать, что у него «не так». «Обиженные» или «опущенные» – как раз из той категории зеков, у которых «по жизни» всё не просто. С такими в столыпине много не разговаривают и запинывают под ноги, под шконари. Считается, что они не достойны сидеть на равном положении в среде других арестантов. Если в столыпине есть свободное купе, то охрана старается посадить их отдельно во избежание различных неприятных, а иногда и опасных инцидентов.