Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание

По рядам покатился весёлый смех.

– Покажись, Овсена! – загалдели кругом.

Скрывая смущение, вперёд выступила стройная гибкая девушка. Внимание прежде всего привлекали её огромные, чуть настороженные, будто у дикой серны, очи, в глубине которых таился лёд и пламень одновременно.

– Правда ли, что купец рёк, будто ты Олешу по маковке деревянным рубелем приголубила?

Овсена гордо повела плечами, тряхнула головой, поправляя тяжёлую русую, отливающую червонным золотом косу, потом смело взглянула на княжича своими похожими на васильки очами.

– Правда, княже!

– А за что же? – опять спросил Святослав.

– Потому как заслужил! – так же спокойно, с внутренним достоинством отвечала девица.

– Ежели отблагодарила, знать было за что! – загудели люди. – А то купец и сын его, вишь, супостаты какие, хитрость и силу применить удумали, и супротив кого? Вдовы горемычной да сиротинушки безотцовской!

«Такую и впрямь ни лестью, ни посулами не соблазнишь и силой не напугаешь», – с невольным уважением подумал Святослав, на миг залюбовавшись тонким станом девушки, во всём облике которой читалась гордая отцовская неукротимость, в то же время сочетавшаяся с материнской красой и естественной женской скромностью. На ум сразу пришли слова Яроведа о русской красоте – простой и вольной. Но мысли сии были кратковременны и вытеснились другими, едва Молотилиха с дочерью ушли с погоста в сопровождении Комеля, а их место заняли новые жалобщики и ответчики.

Лишь через несколько дней, покончив со всеми делами, княжич вернулся домой. Княгиня уже поджидала сына. После трапезы они обсудили некоторые дела, Святослав передал матери свои списки взятой с полюдья дани, и Ольга сразу же стала делать гусиным пером какие-то заметки на палимпсесте – пергаменте, с которого были стёрты прежние записи.

– Иди, сынок, отдыхай после трудов нелёгких! – велела княгиня. – А я ещё посижу, надобно многое подсчитать…

Святослав отправился в свою горницу. Он уже снял сапоги и рубаху, когда дверь тихо отворилась, и в неё мягко, как кошка, проскользнула Малуша. Радостно улыбаясь, она протянула руки к княжичу:

– Любый мой, наконец-то вернулся, я так соскучилась! Но Святослав остановил её движением руки и заговорил спокойным, равнодушно-усталым голосом, от которого Малушу поочерёдно бросало то в жар, то в холод.

– Уйди, я устал, спать хочу. И впредь не ходи ко мне, матушка прознает, худо будет…

Сердце рабыни забилось гулко и часто, внутри будто зимним ветром подуло. Обострённым женским чутьём она враз поняла – всё!.. То, чего она ждала и боялась, случилось, – Святослав отвергает её. Теперь остаётся лишь то, что она припасла, предчувствуя подобный исход.

– Постой гнать меня, княже, – зажурчала ласковым ручейком, – не знаешь ведь, что случилось за время, пока тебя не было…

– А что случилось? – спросил Святослав.

– Ребёнком твоим я тяжела… – С этими словами она рванулась к Святославу, положила руки на плечи, заглянула в очи, заговорила-задышала часто и горячо. – Сына, наследника тебе подарю… Рабой твоей самой верной буду, периной пуховой у ног постелюсь, мёдом для уст твоих стану, усладой нежной, ежели ты только…

– Хватит, Малуша, оставь меня! – прервал её Святослав. Сильными руками он без труда отстранил льнущую к нему девицу, готовую вот-вот разрыдаться. Однако с последними словами князя она вдруг подобралась вся и, стараясь скрыть охватившие её злость и раздражение, выбежала из горницы.

Княгине Ольге тут же было доложено, что Малуша вновь тайно бегала к Святославу. Та вызвала ключницу к себе.

– А что, Малуша, – без обиняков спросила Ольга, глядя в упор, – то верно рекут, что ты от князя дитя ждёшь?

Хорошо изучившая Ольгу, Малуша поняла, что подобное начало не предвещает ничего доброго.

– Правда, мать княгиня! – еле слышно обронила ключница, склонилась ещё ниже и вся сжалась, будто в ожидании удара.

– В очи гляди! – приказала Ольга. Их взгляды встретились.

– Так ты решила, что хитрее всех окажешься? Княжеской женой вознамерилась стать, коварная рабыня? – Глаза Ольги метали такие молнии, что Малуша вновь опустила взор долу. – Ах ты, змея подколодная, овечкой прикинулась! Ежели б не младенец, не ведаю, что б с тобой сотворила! Завтра же с очей моих долой, в загородный терем, ступай! – Ольга была рассержена не на шутку, даже взбешена. Она так доверяла Малуше, ценила её, а потом сия рабыня вознамерилась обвести её вокруг пальца, её, Ольгу, разуму которой дивился сам византийский император!