Алексей Салмин: Буря на Волге

— Бурлацкую что ли? — спросил Чилим, поставив котел с кипящей похлебкой около слани.

— Вали, Васька, бурлацкую, — крикнул Сонин, тяжело поднимаясь с разостланной мотни и подбирая иглицы с нитками. — Вот он, батюшка, как дубовый... И где только хозяин добывает такой хлеб? — ворчал Совин.

— Ничего, это для беззубых хорошо, экономия будет, — сказал Коротков, присаживаясь к столу.

— Самого бы заставить такой хлеб жевать... — проворчал Совин.

— А что, и будет!.. До чужого он жадный. Я знал одного такого, в Казани жил. Владелец трех домов и магазина, в котором торговали мебелью и всякими деревяшками, — рассказывал Трофим. — Тот, бывало, все время жил на хлебах у квартирантов. Утром завтракать идет к слесарю-водопроводчику, обедать к портному, а ужинать к дворнику. И вот один раз не пришел. «Ну, был у тебя Кузьма Захарыч?» — спросил портной слесаря. «Нет, не было». — «У меня тоже. Не случилось ли чего с ним?» — забеспокоились квартиранты. Пришел дворник и сказал им: «Вчера вечером он, как поужинали, от меня в подвал отправился». Пошли втроем к подвалу. Постучались — не открывает и не откликается, Позвали полицию, взломали дверь, глядь, он лежит совсем окоченелый на куче денег, одну пачку, что побольше и поновей, обнял, да так с ней душу отдал...

Чилим накрошил хлеба в деревянную чашку, облил кипящей жижей, а сам старательно принялся толочь в котле картошку. К столу сели еще двое — молодой парень Долбачев и старик Тарас Плешивый.

— Молодец, Васька! Из одного супа сделал два блюда... — похвалил Трофим. — Учись, пока я жив.

— Да,— протянул Коротков, — у тебя, пожалуй, есть, чему поучиться, ты ведь много шлялся на чужбине... Наверное, кое-что повидал?

— Да, было дело... — улыбнулся Трофим.

— Ну и как она в других-то местах жизнь устроена? — спросил Коротков.

— Не слаще этого. Какой хозяин... А хозяева, сам видишь, все на одну колодку... Каждый норовит одно, чтоб ты больше работал, да поменьше денег просил.

— Такой уж порядок, — вставил старый рыбак. — Сколько бы ты ни работал, а цена тебе одна: как состарился, так и околевай под забором... А правда что ли, Трофим, будто в Астрахани рыбаки придумали это дело сообща, артелью тянуть? Так, говорят, оно легче, сподручнее, вроде как бы сами хозяева...

— От кого слыхал? — спросил Трофим, пристально глядя на Совина.

— Говорили, — замялся Совин. — Прошлый год мы ездили в Казань за делью для невода, на устье встретился рыбак — астраханец, спрашивал, хорошо ли рыбу ловим, много ли хозяин платит, — одним словом, мужик был разговорчивый... «Дить, говорю, как сказать про нашего хозяина, с голоду не уморит и досыта не накормит, а платит он сорок копеек на день». — «К черту, говорит, всех хозяев! Сами скоро будем управлять заведением...» — «А не слыхал, — спрашиваю,— когда их к черту-то? Чай, был в Астрахани, знаешь». — «Был, отвечает, и сам было потыкался в эти артели... да ничего не вышло. Жандармы пронюхали, как борзые, набросились: «Это вы чего тут выдумали? А знаете ли, сучьи сыны, что эта самая штука вредна царю-батюшке!..» — и всех разогнали, но это еще бы не беда, что разогнали, а которых в кандалы да прямо в Сибирь... И снова рыбаки разошлись в работники так же, как мы».

— Вот он закон-то каков! Кому он нужен?

— Известно, не нам, — ответил Трофим. — Сами посудите, если одной бабенке дали тысячу десятин земли, да столько же лесу и лугов...

— Ого, сколько сцапала! У нас и на всю деревню такого нет, — заметил Долбачев.

— А кто она? — спросил Коротков, глядя на Трофима.

— Гагарыня, что в Теньках живет, и ног-то у нее нет, говорят, на тележке ее возят, а она знай скрипит: «Моя земля, мой лес». Обидно! Такая дохлятина, а ты не можешь даже кустик сломить на ее земле. А вот, скажем, ты, Совин, тянул Расщепину лямку до седого волоса, умирать скоро будешь, завещание сыну напишешь, скажешь — тяни, сынок, такой уж закон.

— Быть может, к тому времени царь-батюшка изменит закон? — возразил Совин.

— Жди-ка вот, изменит он тебе и на блюде принесет: «На-ко вот тебе, Совин, закон, да и валяй им пользуйся...» В пятом году хорошо изменил? А мы сдуру все еще чего-то ждем...

— В пятом, наверное, много народу полегло? — спросил Коротков.

— Немало... Я и сам было попал в переплет, да легко отделался, только одним глазом поплатился. Ведь как легко резанул меня, сволочь. Потом уже разбирались, у них-то в нагайках свинцовые шарики заплетены.

— Солдаты били? — спроси Тарас Плешивый.

— Нет. Казаки. Солдаты было перешли на нашу сторону, три батальона, то есть не перешли, а только стрелять в нас отказались. Ну их тут же казаки разоружили, в кандалы да в Сибирь на каторгу... Они почесали затылки после, да уж поздно, в руках-то ничего уже не было...