– Странно: ни адъютанта, ни ординарцев не видно. Генерал-губернатору, а тем более фельдмаршалу, они положены, – встревоженным шёпотом произнёс Потёмкин.
Время шло. Заранее приготовленная речь будто затуманилась в голове. Гриц уныло оглядел зал.
– Где этого старика черти носят? – вслух пробурчал он. – Денис, ты… – однако договорить Потёмкин не успел. За его спиной раздался насмешливый голос.
– Черти, говоришь… Хм… Да вот, принесли уже.
Друзья переглянулись. Откуда появился Бутурлин – загадка.
– С чем пожаловали, молодые люди? Что вдруг от старика, которого черти носят, нужно?
Фельдмаршал настороженно разглядывал гостей. Его крупная фигура была похожа на монументальный памятник. Так в первую секунду и показалось друзьям. И этот в домашнем халате монумент требовал ответа… Молодые люди растерялись.
– Что молчите? Аль забыли, зачем пожаловали?.. Прохор, ты пошто глухонемых в дом пускаешь, да ещё с битой рожей? – подозрительным взглядом рассматривая вахмистра, крикнул в открытую дверь граф.
– Дык, поди ж, сродственник президента камер-коллегии, как было не пустить? – запинаясь, ответил голос.
Первым справился с оторопью Булгаков:
– Ваше сиятельство, вахмистр и ординарец генерал фельдмаршала Георга-Людвига Голштинского, – Яков указал рукой в сторону друга, – Григорий Потёмкин прибыл к вам из Петербурга с поручением.
При упоминании имени родственника императора лицо Бутурлина смягчилось, взгляд немного потеплел.
Вперёд выступил Потёмкин. Григорий нарочно не стал обращаться к фельдмаршалу по этикету, а, положив левую руку на эфес шпаги, правую же – на пояс, выпалил:
– Граф, фельдмаршал Голштинский здесь ни при чём. Я прибыл по поручению гвардии его величества. Россия в опасности! Её надо спасать!
– Как князь Воротынский со товарищами у селения Молоди, веру нашу православную в 1572 году от татар крымских, – вспомнив недавний урок в гимназии, неожиданно для самого себя громко вставил Фонвизин.
Потёмкин вопросительно взглянул на друга.
– О как! Сражение с татарами под Москвой – факт известный. Опять спасать Россию? – удивлённо произнёс Бутурлин. – И от кого на этот раз, позвольте поинтересоваться…
– От пруссака на троне, – глядя на фельдмаршала и не меняя позы, с вызовом произнёс Потёмкин.
– Кого? – фельдмаршал на мгновение оторопел. – Это что, вахмистр, фельдмаршал Голштинский влепил тебе в глаз, а ты решил ему отомстить? И не мелочишься, как вижу. Государственный переворот содеять хочешь, императора престола лишить. Ну дела… – Граф помолчал, затем уверенно произнёс: – Я присягал императору Петру Федоровичу и изменять присяге не намерен. По закону, вас всех троих надобно арестовать и отдать под суд. Эк чего придумали… императора власти лишить… Прохор, давай сюда…
Не успел ещё граф договорить, как в зал ввалились четверо мужиков. Двое из них сжимали в руках ружья. Дело принимало серьёзный оборот. «Враз без башки окажешься», – словно бы вновь прозвучали в ушах Потёмкина слова Алехана.
Григорий выхватил пистолет и направил дуло на графа. Все замерли. Только старый фельдмаршал как будто даже не удивился. Выказывая полное спокойствие, он демонстративно сложил на груди руки, внешне выражая полное спокойствие.
Однако опытный в подобных делах вельможа мысленно анализировал ситуацию:
«Непростые это гонцы. Так прямо и открыто заявить мне, генерал-губернатору, слуге государеву, о перевороте?!.. Да ещё пистолетом угрожать?! Тут не только смелость нужна… Уж не провокация ли это? А если интрига, то чья? Жеребцова?.. Вряд ли. Он знает, почему дали отставку: около полутора тысяч дел до сих пор лежат в приказах нерешёнными. Должен быть доволен и тем, что остался вице-губернатором. Канцлера Воронцова?.. Тоже отпадает: в родстве по сыну находимся как-никак. Не в его интересах меня убирать: виды на меня имеет. О недовольстве в гвардии я слышал, да и канцлер об этом намекал. Хотя Михаил Илларионович, кажется, доволен императором: войну прекратил, а с ней и затраты. Вот только раньше большие люди, вершители судеб, и Остерман, и Миних, и даже Бирон, не позволяли послам чужих государей распоряжаться в России, как теперь это делают родственники императора. А этот прусский камергер, бывший адъютант Фридриха, Гольц? Кругом нос суёт и указания даёт, а император не перечит и Воронцову велит подчиняться. И датчанам не время войну объявлять из-за чёртова Шлезвига, все же знают причинность этого. Тут и до бунта недалече, а если займётся, полыхать будет, пока всё дотла не сгорит. Мы, русские, такие…
Читать дальше