Виталий Надыршин - Светлейший

Стащив с головы ермолку, под пристальным взглядом целовальника с пышными усами и чёрными бровями Денис прошёл мимо прилавка со штофами и горками красных раков и, лавируя меж столов, осторожно открыл дверь второго зала.

В этом зале было немноголюдно. Свет от нещадно коптящих масляных плошек выхватил из полумрака отдельные лица посетителей. Негромкий разговор прерывался смехом и чавканьем. То тут, то там раздавался стук стеклянных штофов о поверхность столов: подвыпившие требовали добавки. Целовальники, что ястребы, тут же подлетали к ним.

Некоторые пьяные физиономии Денис узнал: видел их в апреле, когда отмечал своё семнадцатилетие.

В этом зале гуляли дьяки, подьяки 23 23 Низший административный чин. , реже – кописты и церковная братия, благо церквей и приказов рядом было предостаточно. Правда, государевы слуги теперь важно называли себя канцеляристами и подканцеляристами, но замашки у них оставались прежние, подлые.

«Ничего не брать с просителя есть дело сверхъестественное. А закон?.. Что закон? Дышло: куда повернул, туда и вышло», – говаривало, хитро поглаживая бороду, это неистребимое сословие.

Решив в приказе какое-либо дело, они беззастенчиво брали мзду. Упрятав денежки в карман, милостиво затем соглашались на униженную просьбу мужика-просителя отметить енто дело и шли с ним на часик вниз, в кабачок. Часика никогда не хватало, и угощение затягивалось. В приказах собиралась очередь, но она не роптала, терпеливо ждала благодетеля. Так и повелось издревле на Руси: только проси, только проси…

Гулянье продолжалось. Уже мало соображая, мужик доставал из кармана последние копейки и требовал от целовальника для своего друга очередную чарку водки.

Назад оба поднимались с трудом. Ноги не держали служителя закона. Недавний проситель, а теперь, считай, уже друг канцеляриста, сам еле стоявший на ногах, всячески пытался поддерживать новоиспечённого друга, бормоча: «Ничего, паря, выберемся, ты не сумлевайся».

Гришку Денис увидел сразу. Не заметишь его, как же, красавца со всклокоченными волосами! Булгаков рядом с ним выглядел бледной тенью. В мундире из дорогого сукна виц-вахмистр Потёмкин сидел на скамье, эффектно положив руку на эфес шпаги. Под глазом у него виднелся здоровенный синяк. При виде друга Гриц величественно помахал Денису рукой, а Булгаков, напустив суровый вид, заявил:

– Что так долго? Садись. Гриц шампанского заказал. Пей пиво пока, – друзья обнялись.

Пиво, шампанское, опять пиво… Традицию своих встреч молодые люди не нарушали: тост за встречу, тост за здоровье и тост за университет. По телу разлилось блаженное тепло. Гриц, как обычно, пил мало, маленькими глотками и всякий раз фыркал и, словно жеребёнок, смешно мотал головой.

Друзья осмотрелись: те же посетители и тот же кабацкий шум, также коптят плошки, но ничего из этого теперь не раздражало, а даже умиляло. Разговор продолжился. Григорий грыз ногти, рассеянно выслушивал друзей, но мыслями был где-то далеко от них.

Обстоятельный рассказ Фонвизина о делах в гимназии его мало интересовал. Предстоящая поздняя встреча с очередной московской красавицей занимала его куда больше. «Она такая выдумщица в любовных делах…» – сладострастно размышлял он.

Голос Булгакова отвлёк Потёмкина:

– Дениска наш толмачом 24 24 Переводчик. , как и я, заделался. Статейки для журнала «Полезное увеселение» переводит. Переводы басен Гольберга печатает. Херасков 25 25 Издатель журнала «Московские ведомости». в нём и брате его младшем, Павле, души не чает. Так ведь, Денис? Я отпросился в коллегии на несколько дней в отпуск, скоро в качестве переводчика в Вену еду, сопровождаю одного дипломата. Вот по возвращении в коллегии и поговорю кое с кем. Глядишь, и наш Дениска потребен будет: переводчики ой как нужны. Что скажешь, Гриц?

– Что скажу? А чего штаны протирать в учёбе? Делом надо заниматься, – оторвавшись от сладких воспоминаний, пробурчал Потёмкин.

– Давай, Григорий, расскажи лучше о себе. Почему не по церковной линии пошёл, как же твоя мечта стать митрополитом? Откуда кафтан из дорогого сукна? За что звание получил? Как здоровье матушки твоей, Дарьи Васильевны? Как поживают сёстры? Какие дела в Москве у вас с Яшкой? Судя по твоему синяку под глазом, они не очень успешные. Опять, наверное, к барышням приставал? – с ехидцей в голосе произнёс Фонвизин.

Потёмкин мотнул головой.

– Да что рассказывать? Вот не случилось как-то мне Господу нашему служить. Не зря же говорят: хочешь рассмешить Бога, поведай ему о своих планах. Так и у меня. Бога в душе надо иметь, други! Господь это заметит и зачтёт. Начну военную службу, а не получится, так стану командовать священниками или городом каким.