Игорь Гергенрёдер - Донесённое от обиженных

Юрий, внешне никак не реагируя, смотрел мимо него.

– Ты недостаточно знаешь немецкий язык, чтобы работать германским журналистом, писать для германской публики, - хмуро-серьёзно, как о досаждающей правде, сказал Иоханн Гугович. - Тебе остаётся работа только в русской среде. Да, германцы будут ставить тебя выше русских. Но любой германец, слыша твой акцент, будет смотреть на тебя сверху вниз. А когда Германию разобьют, ты окажешься не просто пленным, как германцы, - ты разделишь участь русских изменников.

– У меня нет в мыслях того, о чём ты говоришь, - Юрий улыбнулся недоумевающе-снисходительно, как улыбаются, слыша странность, - но о моей участи, - продолжил он невесело, - участи здесь, я думаю.

– Надо выслуживаться, как... - отец прибегнул к образу, - как вставать на цыпочки, когда под тобой накаляется железо. Надо во всём - и в мелком! - показывать свою преданность, свой патриотизм! Надо быть патриотом и работником заметнее остальных. Тогда тебе могут, как исключение, изменить национальность. Я знаю - это редко, но делают. И ты, парень способный, добьёшься немало от войны.

Мать, легонько постучав, внесла на блюде открытый пирог с клубникой, называемый «кухэн», молча поставила на стол и, показывая всем видом уважение к разговору мужчин, ступая торопливо и старательно-тихо, вышла. Иоханн Гугович встал и, взяв с блюда нож, отрезав от пирога кусочек, на широком лезвии протянул сыну:

– Ешь. Когда ещё ты попробуешь наш кухэн, - впав в сентиментальность, он вспомнил пирожки с тыквой, другие народные немецкие кушанья. - Во мне живёт национальное, - проговорил прочувствованно, - а в тебе, наверное, уже почти нет.

Юрий попытался не согласиться, но отец прервал:

– Не надо неправды. Тебе не по вкусу наша свинина с кислой капустой.

Сына в самом деле не приводило в восторг это жирное яство. Иоханн Гугович, удовлетворённый своим удачным доводом, перешёл к предмету рассуждений:

– Как я, любя наше немецкое, могу быть на стороне России против Германии? Историческая судьба! - он поднял указательный палец, после чего устало расположился в кресле. - Судьба делает наши жизненные интересы такими, какие они есть. Если я поеду в Германию, то разве - как бы я ни нуждался - хоть какой-то германец уступит мне что-то против своего жизненного интереса? Совершенно так же и мы не можем поступать иначе.

Юрий сказал себе, что отец, при всём его уме и сметке, не стесняется предельно доступных суждений.

– Когда мы раскулачивали немцев, ты думаешь, сердце оставалось как камень? - со строгой грустью спросил Иоханн Гугович и, закрыв глаза, отрицательно помотал головой. - Но жизнь даёт тебе задание, и знаешь одно: сделать лучше других. Русский может не всегда усердно раскулачивать русских. Но немец должен быть к немцам беспощаднее, чем начальник другой нации. К этому очень внимательны наверху.

Юрий услышал рассказ о том, какое особенное, даже на взгляд отца, рвение в раскулачивании соплеменников показал некий Мецгер. На него обратили внимание и, как истого, опытного службиста, направили в русский район.

– Так что он там сделал? - отец усмехнулся. - Усыновил ребёнка тех, кого проводил подыхать, где... где раки зимуют.

– Уполномоченный по раскулачиванию и - усыновил... - сказал Юрий с сомнением.

– Представь себе! - Иоханн Гугович слегка порозовел от возбуждения. - Кто узнал про это, ждали - он сам полетит туда, куда Макар телят не гонял. А его - что ты думаешь? - повысили! Если бы немец усыновил ребёнка кулаков-немцев - было бы нехорошо. Но что немец усыновил русского ребёнка, там понравилось, - отец указал большим пальцем вверх. - Мецгера взяли в Москву!

«Вот уж кому, - подумал Юрий, - переменят - если уже не переменили - национальность». Он похвалил себя, что в своё время не посчитал за ненужную мелочь позаботиться, дабы у него в паспорте стояло не «Иоханнович», а «Иванович». В ту ушедшую пору он, наверное, употребив усилия, сумел бы и устроить запись в графе - «русский». Сейчас, обострённо досадуя, вспоминал, почему не попытался это сделать? Во-первых, тогда он знал немало видных немцев, чьей карьере национальность не помешала. Во-вторых, было известно: его отец - один из руководителей Немреспублики, семья немецкая; и то, что сын, оказывается, «русский», возбуждало бы вопросы.

Вопрос национальности лихорадил Юрия в изнурительно-нервозные сутки после его возвращения в Москву из Одессы. Только что был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». Придя в редакцию, Юрий остался там на ночь, чтобы заслужить похвалу, дав утром готовый очерк о подвигах черноморских моряков на суше.