Игорь Гергенрёдер - Донесённое от обиженных

– В Германии внушается, что, идя вглубь России, германская армия идёт к немецкой земле, - мрачно сказал отец.

«А разве это не так?» - вырвалось бы у Юрия, не будь обстановка столь малоподходящей для иронии. Отец, казалось, угадал его мысль:

– Самое страшное, что это - правда... Если смотреть с одного боку! - строго сделал он оговорку. - Но как ни смотри: Немреспублика есть Немреспублика. В прошлом Россия не могла без немцев-царей, во всей своей жизни не обходилась без немцев - и после революции не обошлась без нас. В войну с Германией эта правда очень опасна... очень обидна для России. Поэтому нас заставят заплатить. Хотя мы и невиновны... - он так растрогался, что его глаза повлажнели.

Юрий был весь внимание.

– Он... - произнёс отец с глубоким почтением, и сын понял, что это о Сталине, - он - разумный администратор и потому не оставит нас на нашей земле. Это - обязательное, чем Москва должна ответить Гитлеру. Без нас Москва всё равно не обойдётся, но на нашей земле она не может нас оставить, - Вакер-старший, словно покоряясь судьбе, потупил взгляд. - И - второе... - сказал он морщась, ибо говорить было неприятно, - в войну народ должен ненавидеть врага так сильно, как только можно. Если всем объяснять, что немец-фашист - злейший враг, но советский немец - друг, ненависть не будет столь крепкой. Само слово «немец» должно вызывать в народе злость, как слово «фасс!» вызывает ярость служебной собаки.

Юрий всё это знал и сам и мог бы прочесть отцу лекцию о методах психологической обработки. Он спросил о том, что его мучило:

– Так... когда?

– Не сегодня-завтра! - тотчас понял Вакер-старший. Он и сын пристально смотрели в глаза друг другу.

– Не делай этого... - угрюмо-намекающе сказал отец. - Я говорю не потому, что мне предъявят счёт...

– А тебе не предъявят? - не сдержал злого задора Юрий.

– Наверное, да. Но не надо преувеличивать, какой будет счёт. Ты давно уже взрослый человек, я не вожу тебя за руку... - Иоханн Гугович произнёс с выражением прямоты: - От того, что ты задумываешь, тебе будет много хуже, чем мне!

– Не понимаю твоих догадок, - счёл нужным уклониться Юрий.

– Хорошо. Я буду говорить, а ты слушай. Германия понесёт поражение, как и в ту войну!

– Ты не видел, что делается на передовой! Между соединениями нет связи. У командиров нет карт местности. Нет доверия и взаимопомощи между родами войск. Нет спасения от германской авиации. Германцы окружают целые группировки...

– Зато русским есть куда отступать, есть куда эвакуировать промышленность. И есть из чего производить всё нужное для войны. Сколько здесь одних только металлов! А нефти? Здесь всё - своё, и его много. А что есть у Германии? Она мала и она природно бедна. А бедность никогда не победит богатство! Да, у русских дело идёт через непорядок, через бестолковщину - но идёт. Недаром Бисмарк говорил: «Русские долго запрягают, зато быстро едут!»

– У германцев - организованность, боевая выучка, каких не было при Бисмарке, - сказал Юрий.

Вакер-старший не смутился. Никакая выучка, наставительно произнёс он, не заменит материальных ресурсов. И не защитит от такого врага, как Великобритания с её богатейшими колониями. Германия не смогла вторгнуться в Англию, не может защитить Берлин от налётов англичан. Какой абсурд - надеяться, что Германия разобьёт и Великобританию и исполина-Россию.

– Пусть победа германцев, - как бы соглашаясь, начал Юрий, - окончательная победа... маловероятна. Но практичность учит действовать по данной обстановке. Как она складывается для тебя? для меня?..

Иоханн Гугович потускнел.

– Наших немцев и в... и в других местах, - выговорил он, - надо будет организовать на труд, управлять ими, проверять. Кто это сделает лучше, чем такие, как я? Разумная администрация, когда столько людей требует война, когда для всякого дела не хватает знающих, не откажется от нас. Меня не поспешат отправить на пенсию, - он несколько оживился. - Да, - сказал с сожалением, окидывая взглядом комнату, - такого дома у меня уже не будет. Но без квартиры, без колбасы не оставят.

– Значит, я могу не беспокоиться за тебя? - спросил сын с тонкой иронией.

Отец её почувствовал.

– Давай за тебя побеспокоимся... - казалось, он усмехнётся, но он не усмехнулся. - Можно ли исключать, что ты... - он помедлил и закончил наивно-изумлённо, горестно, - попадёшь к германцам? Вот ты едешь на фронт, и это может случиться... - глаза его остро блеснули. - Германцы учтут, что ты немец, тебе предложат работу. Какую?