Гасьен Куртиль де Сандра: Мемуары M. L. C. D. R.

Между Парижем и Этампом, правее Шатра, стоит замок, именуемый Оленвиль {5} , который в прежние времена был королевским, а ныне принадлежит господину де Марийяку {6} . Однажды мой отец, вышедши из дому, отправился туда повидать хозяина, своего родственника, и взял с собой мою матушку, которая вот уже четыре с половиной месяца была в тягости. Проездом они навестили одного соседа, дворянина по имени Гриньи, — и кучер их, изрядно напившись в его доме, умудрился опрокинуть карету прямо у ворот замка Оленвиль, хоть и ехал по самой лучшей дороге на свете. Из-за этого происшествия мой отец, вместо того чтобы веселиться в гостях, пришел в неописуемую скорбь: матушка, которая сильно ушиблась, на другой день разродилась мною, но не прожила после моего рождения и двух дней {7} .

Это повергло в великую печаль весь дом, где ее, несомненно, почитали. Мой отец был так удручен, что убил бы кучера, не помешай ему господин де Марийяк; но, по-прежнему считая его виновником смерти жены, каковым тот и был, добился, чтобы против кучера был начат процесс: того бросили в тюрьму, где продержали месяца два или три, после чего суд его полностью оправдал {8} .

Так как никто не ожидал, что я выживу, прежде всего озаботились тем, чтобы меня окрестить. Моим крестным отцом стал господин де Марийяк, а крестной матерью — одна дама по имени мадам д’Арбувиль, что жила в девяти или десяти лье от нас и по случаю оказалась в его доме. Меня нарекли Шарлем Сезаром {9} — именем, которое носил мой отец, ибо все решили сделать ему приятное. Мне наняли кормилицу из тех же мест, и отец отослал меня в свой замок, расположенный при въезде в Орлеанский лес, а сам отправился в Париж, куда его призывали дела.

Поскольку я был единственным его ребенком, и, как уже говорилось, никто не верил, что я выживу, все близкие советовали моему отцу жениться снова, а он, будучи еще молодым, не чуждался женщин и охотно согласился. Ему предложили несколько невест из лучших семей Парижа, и, пожелав увидеть их, прежде чем обручиться, он не нашел ни одной, которая пришлась бы ему по сердцу: то ли среди них и впрямь не нашлось достойной, то ли сама судьба уготовила ему несчастье, о котором я сейчас расскажу, а мне — самую злую мачеху на свете. Как бы то ни было, когда он оказался в столь затруднительном положении, к нему явился наш родственник, кюре в одном из лучших приходов Парижа, — про него говорили, будто он святой, да так ведь оно и было, — и объявил, что нашел то, что нужно: красивую девушку, юную, стройную, богатую, добродетельную и достойную, в общем, по словам кюре, — настоящее сокровище для нашего века, который все больше и больше погружается в пучину порока. И хотя мой отец прекрасно сознавал, что нет ничего опасней, чем жениться по совету священника, благочестие родственника заставило его поверить, что не бывает правил без исключений. Обязанный ему за проявленное участие, отец решил, что тут и думать нечего и, в конце концов, тот лучше него знает, что ему нужно. Кюре ответил, что лишь исключительное доверие, каковое он и питает к моему отцу, побудило его предпочесть моего батюшку множеству других родственников, которым этот брак мог бы принести целое состояние, ибо настанет день, когда эта девушка получит двадцать тысяч ливров ренты, — ведь она принадлежит к семейству Ла Форс {10} , самому почтенному из исповедующих так называемую реформатскую веру, от которой она только что отреклась благодаря его, кюре, увещеваниям; таким образом, мой батюшка, женившись на ней, сразу сможет также вступить во владение имуществом ее отца, поскольку у того нет иных наследников; помимо этого, к нему перейдет и наследство ее матери, а то, что жена переменила веру, не нанесет ему никакого ущерба.

Невозможно сказать, насколько все эти соображения смогли возбудить любовь моего отца, но он тут же с готовностью заявил, что хочет видеть мадемуазель, и кюре отвез его в монастырь, где она жила. Отец вышел оттуда в таком воодушевлении, что пожелал довести дело до конца без всякого промедления. Тем не менее, не будучи простофилей или, во всяком случае, не считая себя таковым, он написал нескольким своим друзьям в Ажан, в окрестностях которого, как утверждали, находилось поместье означенной особы. Они ответили ему, что мадемуазель чрезвычайно добродетельна, богата и выезжала в Париж лишь для обращения в другую веру, — и тогда он женился на ней, воображая себя счастливейшим из мужей.