Фридрих Незнанский: Убийственные мемуары

"…Приказ есть приказ, он не обсуждается, и вот в июле 1976 года «боингом» чартерного рейса бельгийской авиакомпании я прилетел из Йоханнесбурга в Антверпен. Кто знает, возможно, я был тогда в ЮАР единственным русским. А впрочем, тогда, по легенде, я был канадским горным геологом и в этом своем качестве возглавлял в Йоханнесбурге маленькую фирму, занимавшуюся геологоразведкой и шахтным проектированием.

Фирма с трудом сводила концы с концами и, когда зимой 1975 года я сменил на посту директора (а точнее, временного зиц-председателя, хотя, с другой стороны, какие еще бывают зиц-председатели?), шестидесятипятилетнего, окончательно уставшего от Африки инженера Биркенгофа, находилась практически на грани банкротства. В мою задачу входило поставить ее на ноги. Возникает резонный вопрос: почему же тогда Антверпен, Бельгия – фирма-то ведь в Африке, в Йоханнесбурге? Фирма, конечно, была в Йоханнесбурге. Но с тех пор как в 1888 году за баснословную сумму, в пять миллионов фунтов стерлингов, был выкуплен алмазный рудник в Кимберли и на свет появилась компания «Де Бирс консолидейтед майнс», именно она заправляет всем и вся в алмазоносном бассейне реки Оранжевой. И получить заказ на геологическую разведку или, скажем, проект реконструкции (читай – модернизации) алмазного рудника даже маленькой, захиревшей фирме можно было, только заручившись поддержкой влиятельного человека из «Де Бирс». Вот я и отправился в Антверпен, где и поныне расположена штаб-квартира всемирно известной компании. Я рассчитывал встретиться с Ойнером ван Хойтеном – человеком, которому буквально в сентябре того же, 1976 года предстояло возглавить йоханнесбургский филиал «Де Бирс». Ван Хойтену было тогда сорок четыре года. Законопослушный, глубоко верующий, не слишком интересующийся политикой – таков портрет этого стопроцентного буржуа. Также стоит добавить: разумеется, идеальный семьянин и любящий отец, он безумно любил жену Маргарет, а единственную дочь Хелену (ей тогда было двадцать два) просто боготворил. Ван Хойтен не так уж быстро, но довольно уверенно поднимался по карьерной лестнице. Не шагал по головам, не пользовался недозволенными методами, не злоупотреблял служебным положением, в общем и целом – был идеальным менеджером солидной компании. И все-таки я надеялся, что сумею подобрать к нему ключик.

26 июля ван Хойтен в своем роскошном особняке устроил большой и пышный прием – решил отметить свое новое назначение. Гостей было около трехсот человек, и мне не без труда удалось попасть в их число. К счастью, я был знаком с торговым атташе юаровского посольства в Бельгии Йоханом Крюгером, который также оказался в числе приглашенных, и ненавязчиво попросил его представить меня ван Хойтену. С бокалами шампанского мы вышли на не занятый гостями балкон, немного поговорили о пустяках, после чего Крюгер оставил нас наедине, и я, не особо напирая, между делом пожаловался ван Хойтену на трудности, которые испытывает мой бизнес в Южной Африке. Ван Хойтен, как радушный хозяин, вежливо выслушивал мои сетования, но эти проблемы были явно ему неблизки. И пожалуй, разговор так и остался бы пустой болтовней, если бы в тот момент, когда я, видя, что только жесткие рамки приличия не позволяют хозяину сменить мое общество на общение с более интересным собеседником, подыскивал очередную фразу-жалобу, не появился дворецкий ван Хойтена с телефонной трубкой в руках.

– Ваша дочь, сэр, – склонившись в подобострастном поклоне, сообщил дворецкий, и ван Хойтен, извинившись передо мной, ответил на звонок.

Я из элементарных правил приличия отступил на десять шагов, но уходить не торопился. Мне нужно было все-таки добиться от ван Хойтена обещания посодействовать, хотя бы намека на обещание. И этого в тот момент было бы достаточно: ван Хойтен свои обещания выполнял всегда, а я твердо знал, что он именно тот человек, который в силах мне помочь. Я делал вид, что полностью поглощен изучением пузырьков в своем бокале, но лицо ван Хойтена исказила такая гримаса, что это невозможно было не заметить. Обычный, нормальный человек на таком расстоянии, разумеется, не смог бы уловить чужого разговора, но ко мне это не относилось. Его дочь что-то явно кричала в трубку. Слов, к сожалению, разобрать я не мог, но по обрывкам звуков смог предположить, что она чем-то расстроена. Ван Хойтен, видимо, не понимал, о чем она говорит, потому что попросил ее повторить все еще раз. Он слушал, и лицо его все больше и больше вытягивалось. Теперь он был не столько удивлен, сколько напуган. Он, видимо, утратил контроль над собой, потому что переспросил довольно внятно: