Зофья Коссак - Король-крестоносец

Госпожа Бенигна [1]скинула бархатные сапожки и сунула ноги в приготовленные у порога деревянные башмаки. Энергичным жестом поддернула слишком длинную юбку, прихватив ее сверху поясом, и двинулась, опираясь на палку, обычным своим вечерним дозором по всем помещениям замка. Кроткое имя Бенигна не очень-то подобало ее внешности, а тем более решительному характеру. Благородная супруга Гуго Смуглого, двадцатого по счету владетеля родового замка Лузиньянов, месившая сейчас деревянными башмаками крутую осеннюю грязь, лицо имела широкое и костистое, губы узкие, плотно сжатые, лоб же пересекала глубокая морщина. Острые и приметливые глаза давно привыкли зорко следить за порядком в доме. Скуповатая, суровая, властная, никому не давала она потачки.

С высоких лип и каштанов, окружавших двор, сыпались пожухлые листья. Небо в наступающих сумерках тускло отливало свинцом. Вокруг островерхих башен с криками кружили галки.

Госпожа Бенигна остановилась, запрокинув голову, но глядела она не на шумливых птах, а на обветшалую кровлю: даже издали видно, что вся в дырах. Самое время ее чинить, пока не налетели зимние вьюги, не то весной придется стелить новую… С южной стороны еще ничего, а с восточной надо подправить незамедлительно… А на башне Мелюзины так и вовсе прохудилась…

Она невольно вздрогнула и ускорила шаг, искоса поглядывая на башню. Мелюзина, дочь шотландского короля Элинаса, рожденная феей, считалась праматерью рода Лузиньянов, давшего ей свое имя [2]. Когда появилась она в здешних местах, в нее влюбился славный рыцарь Реймонден де Форе и взял ее себе в жены, не зная о тяготевшем над ней заклятье: по субботам его красавица превращалась в змею. Была она, как и ее мать, тоже феей, даже колдуньей – знала язык эльфов, повелевала гномам и умела строить: не только знаменитый замок Лузиньянов, но и многие другие в графстве Пуату – Партенэ, Марво, Марманд, Иссудон – возведены Мелюзиной, вернее, ловкими духами, работавшими по ее приказанию. Строили они тайком – по ночам. Вечером каменщики покидали стройку, оставив всего три локтя возведенной стены, а утром приходили и диву давались: стена выросла до целых десяти локтей! Мастера об этом помалкивали – любо им было, что дело делает нечистая сила, а большие деньги берут они. Так и повелось. Мастеров хвалили да награждали, а Мелюзина знай себе строила замок за замком, один красивей другого. Гномы камень пальцем резали, точно глину, всякие узоры выводили, но ни разу не начертали креста или еще какого святого знака. Это уж днем мастера все в потребный вид приводили.

Может, так бы оно и дальше шло, но однажды супруг-рыцарь углядел невзначай, как Мелюзина перекидывается змеей, и в такой несказанный пришел ужас, что накрепко замуровал жену в башне, той самой, что стоит ныне с прохудившейся крышей. Одни говорили, будто Мелюзина так в башне и умерла, другие же уверяли, что змея колдовскими чарами вызволила себя из заточения и затаилась где-то в окрестностях замка.

В графстве Пуату история эта рассказывалась редко, слишком хорошо она была всем известна. Любой малец знал ее назубок, лучше даже, чем деяния святого Мамерта, покровителя здешних мест. Неудивительно, что благородная Бенигна де Лузиньян, проходя мимо башни Мелюзины, поглядывала на нее с опасливым почтением.

Госпожа Бенигна ни на фею, ни на змею не походила: кряжистая и сильная, издали она скорее смахивала на крепкий суковатый пень. Но колдовать случалось и ей, особенно когда дело касалось хозяйства, которым она правила самолично, без помощи искусников-гномов. «Свой глаз – алмаз», – говаривала она, начиная неизменный, ежедневный обход сараев и закутков. Особенно в такую вот ненастную осеннюю пору надобно смотреть за холопами в оба: иззябли, работу справляют абы как, лишь бы отделаться. Уж лучше самой проверить, пригнано ли стадо из леса, сколько набрано желудей, какое приготовлено пойло. И курятник: а ну как подлые девки забыли прикрыть его поплотнее и к курам заберется куница? Прошлым годом случилась уже такая оплошка.

Из темного чрева коровника вышел ей навстречу пастух Блажей: коренастый, с лицом землистого цвета, весь пропахший ветром и навозом. Босые ноги густо зашлепаны грязью, будто у неухоженной скотины. Склонился перед хозяйкой в глубоком поклоне.