Зофья Коссак: Король-крестоносец

– Теперь вы знаете, как обстоят дела. Что вы мне посоветуете, отче?

Отец Гаудентий в замешательстве тер заросшую щетиной щеку, искоса поглядывая на хозяйку замка. Благородные супруги сидели друг против друга на стульях с подлокотниками и высокими резными спинками. Чуть пониже – оба сына и капеллан на табуретах без спинок, но с такими же подлокотниками. Дальше расстилалось обширное пустое пространство огромного стола, в самом конце которого разместилась челядь, сидевшая на простых лавках. Перед господами и слугами стояли блюда с одинаковой снедью – жареными рябчиками да оладьями из ячменной муки – и жбаны с вином. Вино, правда, подавалось разное: господам – выдержанное, многолетнее, а слугам – кислятина прошлогоднего урожая.

– Как вы полагаете, преподобный отец, – не отступалась госпожа Бенигна, – обычная это змея – или…

Она замолкла, тревожно оглянувшись по сторонам.

– Завтра я покроплю в коровнике святой водой, – объявил священник, избегая прямого ответа. – Коли это шкодливая тварь земная, ее святой водой не проймешь. А коли…

– Думаете, она не вернется?

– Не вернется, клянусь мощами святой Радигонды!… Я знаю такие молитвы, которые разрушат любые чары, помогут наверняка.

– Дай-то Бог! – с надеждой вздохнула хозяйка замка.

– Зря вы, матушка, так переполошились, – заметил Вит, кидая кости псу. – Над речкой ужей невпроворот, добрался какой-нибудь и до коровника, они на молоко падки… А все прочее – глупые сказки… Сколько раз я слонялся ночью вокруг башни, надеясь выманить оттуда бабушку Мелюзину, и все впустую…

– Осенись крестом и не пустословь, – сурово осадила его мать.

– Остерегайтесь, ох, остерегайтесь вызывать злых духов, особенно ежели дело к ночи, – поддержал ее капеллан.

– Вовсе она не была злым духом, – защищал прабабку Вит, – никому ничего худого не делала…

– Принимала на себя обличье змеиное, коим пользовался и дьявол. Вот и довод, что она из его рати.

– А я все равно ее не боюсь и не прочь с ней повстречаться!

– Замолчи сейчас же! – Мать разгневалась не на шутку. – Накличешь ты на себя беду!

– Не бойтесь, матушка, Мелюзина пригожих молодцев не обижает…

Вит первым рассмеялся собственной немудреной шутке. Бертран, сверкнув на него злобным взглядом, прошипел:

– Дурак! Пригожестью своей похваляется! Красавец!

– Похвались и ты! Я не возражаю, – отрезал Вит.

Молчавший до сих пор отец, приставив ладонь к уху, спросил:

– О чем спорите?

Сыновья смолкли. Капеллан громким голосом ответил:

– О пустяках, ваша милость. Известное дело, молодежь, болтает о том о сем.

– О чем? – настаивал старик. – О чем болтает?

– О… об охоте…

– Ну и как, удачная была охота?

Начали ему рассказывать про дичь, мелкую и покрупнее. Госпожа Бенигна, сложив руки, смотрела на сыновей. Да, бедный Бертран не мог похвастаться красотой. По детской неосторожности стал на всю жизнь калекой. Спина вроде прямая, а лицо длинное, как у горбуна, плечи высоко вздернуты. Да и ростом не вышел, даже до плеча братьям не достает. Горемыка!

Она перевела взгляд на младшего и засияла, словно выбралась из мрака на солнечный свет. И вправду, какая женщина, простая смертная или фея, устоит против такого красавца? Всякий раз, глядя на сына, Бенигна испытывала чувство несказанной гордости: взгляд ее невольно смягчался, губы складывались в улыбку, когда она рассматривала каждую черточку дорогого ей лица. Красивый рот, тонкий благородный нос, высокие дуги бровей, детские голубые глаза, зубы белее снега, ровные и блестящие…

Вит, перестав возиться с псом, который лез к нему на колени, поднял голову и ответил улыбкой на материнский взгляд, отчего сделался еще краше.

«Архангел, – про себя восхищалась Бенигна, – архангел Гавриил – да и только… В королевском дворце ему место, а не здесь».

Заворчали псы. Дверь в залу отворилась, и вошел привратник.

– Ваша милость! Там, у ворот, какой-то чужак…

– Что? Громче! Что он говорит? – допытывался Гуго Смуглый.

– Чужак стучится в ворота!

– Так впустить его!

– Вот еще! – запротестовала супруга. – Каждого бродягу впускать! Откуда он?

– Сказывает, из Святой земли.

На лицах сидящих за столом изобразилось любопытство. Только Бертран насмешливо произнес:

– Каждый так говорит, лишь бы ему открыли ворота и дали поесть, а потом оказывается, что он дальше Пуатье и не заглядывал… Сколько мы уж таких видали!

– Верные слова, – согласилась мать. – Чужака не пустим. Пусть себе идет восвояси.