Зофья Коссак: Король-крестоносец

– Сызнова змея приползала, – доверительным полушепотом сообщил пастух.

Госпожа Бенигна постаралась не показать тревоги, но перекрестилась на всякий случай.

– Ты сам видел ее? – спросила она, тоже понизив голос.

Пастух кивнул утвердительно. Как же, видел, собственными глазами. Уже несколько дней он подозревал неладное: Пеструха-то неспроста с пустым выменем стоит. Знамо дело: либо ведьма, либо змея… И вот сегодня сам удивился – ползет! Выдоила Пеструху начисто, к утру ни капельки молока не осталось…

– Ох, напасть, напасть!

– У кума моего эдак же вот повадилась как-то змея выдаивать его коровенку. И что вы думаете? Скотинка так к этому делу привыкла, что уж никому, кроме твари ползучей, молока своего не давала. Стали куму со всех сторон наговаривать, чтобы он грешную животину живьем спалил, потому как она спозналась с дьяволом. Только он даже ухом не повел на такие речи. Змеюку пришиб, а коровушку доит и по сю пору… Ежели ваша милость дозволит, то и я…

– Нет-нет! – живо запротестовала хозяйка. – Не надо… Знаешь сам… Святой Мамерт, не оставь нас своим попечением!

Пастух понимающе сплюнул. Еще бы не знать! Вестимо: может, это змея обычная, а то и уж паршивый с надречного луга, а может… Лихо пусть себе лежит тихо… А с другой стороны, что ж, неужто так и глядеть, как пропадает скотина?

– Посоветуюсь с отцом Гаудентием, – постановила госпожа Бенигна. – А ты покамест хорошенько заткни дыру чуркой или камнем, да поплотнее, чтобы ей и щелки не осталось протиснуться.

– Мало ли в нашем хлеву других дыр, – с сомнением отвечал пастух, отходя прочь.

Обезопасившись от зла полумерой, что было отнюдь не в ее характере, госпожа Бенигна побрела через грязный двор к замку, испуская тяжкие вздохи.

– Вот беда так беда! – громко сетовала она. – Лучшая корова! Будто без этого хлопот не хватает!

Других хлопот было у нее и впрямь предостаточно. Род Лузиньянов, по праву числившийся среди лучших рыцарских родов, в последнее десять лет сильно захудал. Два неудачных военных похода, неуемная расточительность Гуго Смуглого, недороды – все это заметно опустошило кладовые замка. Правда, уемистый ларь, сокровищница рода Лузиньянов, ключ от которой всегда носила при себе бдительная госпожа Бенигна, все еще стоял на почетном месте в особой камере, при дверях коей день и ночь держал караул кто-либо из челядинцев. Но делалось это лишь для отвода глаз, чтобы никто не догадался о бедственном положении семьи; впрочем, в самом замке всем было доподлинно ведомо, что на дне грозно охраняемого ларя не завалялось ни единого дуката или драгоценного камня, ни единой запоны или пряжки.

Однако полное обмеление родовой казны никак не отражалось на будничной жизни обитателей замка. Деньги требовались на выезды и турниры, на фамильные праздники и пиры – вот когда полагалось звенеть золотом, щедро потчуя всю округу. По будням же деньги были без надобности. Все необходимое для господ и челяди изготовлялось тут же, на месте, из собственного сырья: вино и свечи, домотканая шерсть и полотно, утварь, посуда и прочие потребные для обихода предметы. Только соль, оружие да выходное платье привозились из далеких стран, но этого добра в замке оставалось еще довольно.

Жизнь текла здесь прежним, давно заведенным чином, с той только горькой разницей, что будни никогда не сменялись праздниками. А вдруг кому-то из сыновей придет охота жениться? Что тогда?… Сыновья! Самая жгучая боль госпожи Бенигны, столь же чадолюбивой, как ее прародительница Мелюзина. Сыновей четверо. И всем готовь достойную справу и выпускай в мир, дабы воскресили они угасшую славу знаменитого рода.

Бродячий рифмоплет может странствовать по миру без гроша в кармане, но Лузиньяна не годится выпускать на люди с пустым кошельком.

Деньги!

Их приходится копить годами, отказывая себе во всем. Над ее скопидомством посмеиваются соседи, челядь жалуется на ее скупость, но она не обижается. Какое ей до чужих дело? Трудолюбивая, как пчелка, хозяйственная, как муравей, день за днем громоздит она запасы муки, кож, воска, полотна, солонины и меда, чтобы обратить все это в звонкую монету на монастырской ярмарке в Пуатье, что раз в году собирается на площади святой Радигонды.

Слава Богу, двое старших уже вылетели из гнезда. Неусыпными ее стараниями оба приодеты, снабжены какими-никакими деньгами, у обоих по коню и по слуге. Первенец, Гуго, отбыл ко двору английского короля Генриха Плантагенета, графа Анжуйского. Второй, Амальрик, отправился морем в Святую землю в свите господина де Куртене.