Эстер Кей: Я, Хаим Виталь. Роман

Стихами, песнями думал я, возвышенный настрой охватил меня. Противоречие и противоборство стихий – оно же и в сферах, Хесед, Милость, это Михаэль, как выше я сказал. А Гвура – то огонь, то Гавриэля сила. Воды стихия – ангел милосердный. Огонь – стихия ангела иного. И в их борьбе да победит сильнейший. Но в корне всех явлений, в самой сути – И Михаэл, и Гавриэл послушны только Б-гу, Господину и потому в своем служении – едины…»

Против Ари было возбуждено «дело» духовного плана: его бывшие учителя, Радбаз (кстати, автор классического комментария на Тору «Мецудат Давид», который проходят во всех школах) и раби Бецалель (автор «Шита Мекубецет») вознамерились отговорить его от взятого им на себя сана предводителя цфатских каббалистов и преемника Рамака. Странно – и однако факт: они, близко знавшие его, воспротивились, а люди Цфата, его не знавшие дотоле – покорились ему и сдались почти без боя, когда он несколько раз показал им то, как легко и правильно контактирует с душой Рамака и может задать ему любой вопрос. Например, однажды он сказал, что душа Рамака открылась ему и велела ученикам подойти к его вдове и попросить у нее такую-то рукопись из числа его неопубликованных материалов – и на странице такой-то найдется ответ им. Так они и поступили, и ответ сразу был найден.

Теперь же, когда раби Бецалель специально был послан из Египта, чтобы остановить работу Ари, произошло следующее.

Пославший его Радбаз (человек очень влиятельный не только в мире Торы, а и в сфере финансов) ждал, пока его приказ будет выполнен и скороспелый ученик – Ицхак, прозванный львом, «Ари», – перестанет вещать в Цфате свои скороспелые премудрости.

Однако раби Бецалель вернулся в Египет и даже не смог сразу заговорить, не смог доложить об обстановке, настолько он был потрясен. (Эту историю любил потом рассказывать Виленский Гаон, как очаровательную шутку Б-га, – историю, которая еще выигрывает, будучи рассказана одним великим человеком о другом великом человеке).

– Говори же, ты остановил его? – вопросил Радбаз.

– Почему я должен был его останавливать?

– Да для чего ж ты послан был, если не для оного!

– Но позвольте, Вы САМИ там сидели, на его уроке, и кивали и соглашались и выглядели весьма удовлетворенными и довольными!

– Я? – изумился Радбаз.

– Да разве у Вас есть двойник?

Вздохнул раби Давид бен Зимра и провозгласил:

– Поистине, не выходил я из города сего! А кто там был – не иначе посланец Свыше, принявший мой облик, чтобы тебя убедить в обратном.

– Да ведь Вы сидели там, дорогой мой, сидели там собственной персоной, и превосходным находили все, что реб Ицхак говорил, и получали истинное удовольствие, слушая его и внимая ему.

– Перестань, не морочь мне голову. Я пока в своем уме. Был ли это Элиягу а-Нави , принявший форму мою?

И, сочтя сие предположение весьма лестным и убедительным, оба сошлись на том, что мешать Ари они больше не станут.

( Ашрей! Ашрей! Ашрей! – заключал этот рассказ Виленский гаон, поясняя: этот счастлив, что за него вступился сам пророк Элиягу. Тот счастлив оттого, что увидел пророка Элиягу. А третий – оттого, что пророк Элиягу принял его облик!)

…В сценарий, кстати, эта информация не попала – здесь нет ничего кинематографического. Кино только показывает. А что тут можно показать? Нам нужен экшн, экшн! Экшн! – пока меня ругают, я киваю и послушно отбираю только то, что «работает». Но внутренне я не готова аннулировать этот эпизод. Я сниму его! Пророка Элиягу сыграет тот же дедушка, что и Радбаза.

Удивилась Эстрелла: раби Ицхак пробыл в лавке целый день. Как нарочно, к ним заходил какой-то молодой человек, искал его – издалека, видно, так как был весьма разочарован, услышав, что тот не дома.

– Реджина, твой сын вернулся, – радостно сообщила соседка матери раби Хаима, – его видели в городе.

– Витале, Вито! – радостно всколыхнулась старушка, – я скорей побегу купить муки! Иосеф, оторвись от дел, Витале приехал!

Старый сойфер едва не пролил чернила, не поставил кляксу на листе пробного клафа ( бумага из дубленой коровьей шкуры), резко встав из-за низкой парты, над которой склонялся всю жизнь.

Отец раби Хаима за столом

Сын уже входил, пригибаясь в низком проходе, всегда еще более прекрасный, здоровый, веселый, мужественный, чем помнился им раньше.