Евгений Кулькин - Обручник. Книга первая. Изверец

Я отник от этого видения раньше, чем меня повесили. И задумался.

И мысли мои, как не трудно было догадаться, шли в единственном направлении. Стоит ли затеваться с тем, что тебе не принесет ничего, кроме казни.

Причем, – что особо удивительно и познано наперед, – казнить будут и те, кто считает себя сторонниками Сталина, и те, кто числится в противниках, а то и ярых врагах.

Я как-то видел лицо одного такого оракула, он чуть к Кондратию на косоротство не ушел, то есть, паралич его едва не расшиб, при одном упоминании того, кого я в трилогии назову Обручником.

Бог обручил Россию с ним, чтобы она родила от Святого Духа мессию, которому будет суждено спасти человечество от полного глупого исчезновения.

И я решил рискнуть рассказать обо всем, что завязалось разными по вкусу плодами на древе нашей истории.

Да помогут мне мои усердие и старание и, если он имеется, талант, при безусловном и верном Божьем согласии.

Где-то лет с двадцати от роду и по сей день я записываю свои сновидения. Даже хотел как-то написать, вернее, составить из них нечто, напоминающее роман, но меня опередил замечательный современный писатель Георгий Пряхин, который свою книгу назвал «Сераль-55» и этим как бы отсек поползновения идти его же путем.

Так вот первый сон, который я записал, был о Сталине. Я в ту пору служил в Севастополе и у всех на устах было, как Иосиф Виссарионович побывал на крейсере «Молотов» и сказал там какие-то, как всем казалось, исторические слова.

Сталин в моем сне играл на скрипке. И не просто там со сцены. А вроде стоял у ворот какого-то многолюдного рынка и исполнял «Сулико».

Чуть позже мне стало известно, что это его самая любимая грузинская песня.

И тут же я отослал себя памятью на несколько лет назад, когда я спас Сталина. Не Самого, конечно, а мальчишку, Сашку Панфилова, которого почему-то прозвали так величественно. И в тот самый день я возненавидел людей, украшающих свои груди разного рода орденами и медалями. Ибо никто из фронтовиков, когда я, больной (у меня была температура тридцать девять), с Сашкой на буксире (я его тащил за налыгыч), добултыхивался до берега, – никто из бывалых солдат даже не двинулся, чтобы нам помочь. В воду забрела моя не умеющая плавать мать и бросила веревку, посредством которой мы и спаслись.

Впоследствии я подсчитал: Сталин (настоящий) снился мне двенадцать раз. И о некоторых из этих снов я чуть ниже расскажу.

А пока поведаю о том, что подвигло меня вступить в некую полемику со всеми теми, кто в свое время писали о Сталине, и – попутно – бросить вызов тому времени, свидетелем которого я был.

Скажу сразу: Сталина я видел два раза. Сперва живым – на трибуне Мавзолея, когда он, казалось, махал именно мне, жизнерадостному пионеру, назойливее, чем оса, парящему взором возле его переносицы, потом – мертвым – внутри Мавзолея, на пару с Владимиром Ильичем, в ту пору показавшимся мне более миниатюрным, чем тогда, когда он один владел этой обширной «жилплощадью».

На этот раз я уже был комсомольцем и, казалось, именно поэтому он плотно закрыл глаза, чтобы не видеть мое озабоченное не его созерцанием лицо, а пытавшимся представить картину измены мне юной москвички, с которой я сошелся в мавзолейной очереди и какая в последний момент, увидев знакомого прыщавца, сказала, что у нее нет настроения волочь себя в морг.

А меня потом долго ели угрызения, что я не проникся всем тем ожидаемым, что должно было уготовить мне то посещение.

Итак, разделим сон и явь на те составные, которые, надеюсь, подтвердят мои «устремления на притязания», как мной неожиданно сказалось, и как бы дадут право вторгнуться в тот мир, который долго был за семью печатями, а теперь стал привлекать чуть ли не каждого своей ничем не грозящей доступностью.

На этот раз Сталин увиделся мне более «вождистее», что ли. Он вел какое-то совещание, и, может, та самая оса, с которой я сравнил свой пионерский взор, летала у его переносья, как мне казалось, собираясь ужалить в глаз. И все, кто присутствовал на том сборище, гонялись за ней по всему кабинету. А он, покуривая трубку, подрезонивал:

– Что-то ты совсем затяжелел, Никита!

И Хрущев с новой прытью кидался подпрыгивать, чтобы убить своей шляпой осу на высоко расположенном окне.

Осу застрелил из пистолета Берия.

И когда она, свалившись с потолка, упала на стол Сталина, то оказалось, что это вовсе не оса, а некий жук, на спинке которого был оттиснут двуглавый орел.