Евгений Кулькин - Обручник. Книга первая. Изверец

В руках у высокого был букет из осенних листьев.

– Тысяча извинений! – сказал он. – И миллион оправданий.

Второй тут же пояснил:

– За нами пристроилась какая-то колымага, пришлось проехать до соседнего села.

А третий ничего не сказал. Он нянчил на ладони божью коровку, рассматривая ее, как невиданную диковину.

– Вот это, – указала Ольга на высокого, – зиновий.

– И не просто зиновий, а зиновий с зимовий, – поправил он.

– Да, – подтвердила Витмер, – с Олонецкого края.

Второго представил уже зиновий:

– Прошу любить и жаловать: Денис, но, к сожалению, не Давыдов.

– Почему к сожалению? – включилась в процесс переознакомления Надежда. – Я, например, терпеть не могу гусар, да еще таких, какие стихи пишут между дуэлями.

Третий, однако, представился сам:

– А я Михаил Иваныч Бруснев. Происхожу из казаков. Из истории знаю, куда сбирался вещий Олег отметить неразумным хазарам, то есть шел к нам на Дон. Из географии, что тот же Дон впадает в Азовское море.

– А из математики? – лукаво спросила Надежда.

– Вот тут я – профан.

– А почему же тогда – технарь?

И тут Надежда поймала себя на стремлении немедленно доказать этим трем, что не так уж проста и, главное, не до той степени глупа, чтобы с ней разговаривали, как с обыкновенной курсисткой.

И вдруг заговорил Михаил Иванович:

– Был у меня один знакомый музыкант. Причудник такой.

– А что такое «причудник»? – поинтересовалась Ольга.

– Ну, значит, человек со странностями, – пояснил Бруснев. – Так он такую игру для своих гостей придумывал.

Усаживался оркестр, которым он руководил. Гасился свет. И потом в процессе игры начинал солировать тот или иной инструмент.

Кто угадывал, какой именно. Этот музыкант уходил.

– Ну и в чем был смысл? – спросила Крупская.

– А в том, чтобы так сыграть…

– И не быть обнаруженным? – подхватил зиновий.

– Вот именно!

Михаил Иванович помолчал, потом сказал:

– Таким должен быть и политик. Он обязан отличить скрипку от трубы даже в темной комнате.

После этого рассказа Надежде стало как-то уютнее именно рядом вот с этим Брусневым. Остальные двое вроде бы даже проскользили по поверхности ее восприятия и не оставили никакого следа, хотя и были, по всему видать, весьма умными юношами.

– Расскажите что-нибудь про Дон, – попросила его Надежда, когда они значительно удалились в лес, чуть приотстав от остальных, которых увлекал своей болтовней зиновий.

– Дон – река песенная. Нигде больше нет распевцев, как у нас.

– А я угадала, – сказала Надя, – «распевцы» значит певуны. Правильно?

– Не совсем. У донской песни есть зачинцы, которые, как нетрудно догадаться, берут под узцы тональность. Потом уже распевцы. Они добавляют мощи. Затем – подхватцы. Эти ждут, когда у распевцев иссякнет дыхание, они тут же вклиниваются своими голосами. И, наконец, дишканцы.

– А эти что делают?

– Дишканят.

– Как это?

– Ведут таким тоненьким голосом. Украшают песню.

– Целая наука, – сказала Надя. И вдруг попросила: – А спойте чего-нибудь.

Она увидела, как лицо Михаила Ивановича преобразилась. Одна рука была опущена по швам, другая чуть прихватила ремень, и он начал:

Надежда слышала эту песню и считала ее русской народной.

Вернулись те трое, что ушли вперед.

– Кажется, вы спелись? – произнес зиновий, и песня тут же иссякла. Вернее, не сама песня ушла, а то настроение, которое потребность в ней породило. И, главное, лицо у Михаила Ивановича стало каким-то другим, нежели было тогда, когда он пел.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.