Константин Седых - Отчий край

Молоденькая красивая официантка в белом переднике и кружевном чепчике принесла хлеб и тарелки со щами. Она так стрельнула в Гавриила черными глазками, что он сразу вспотел и вспомнил Верку Козулину.

Василий Андреевич, глядя вслед удалявшейся официантке, спросил:

– Жениться не думаешь? Хоть бы на свадьбе у тебя погулять.

Ганька смутился, вспыхнул.

– А чего краснеешь? Дело это житейское, обыкновенное. Все когда-нибудь да женятся. Я вот о себе думал, что так и помру холостяком. А недавно тоже женой обзавелся. Чего смеешься? Думаешь – седина в голову, а бес в ребро? И в самом деле, расскажи-ка об этом у нас в поселке – смеху не оберешься. Скажут, взбесился на старости лет…

– Да какой же ты старик? – любуясь в эту минуту веселым, заметно помолодевшим за последние два года дядей, сказал Ганька.

– Старик не старик, а лучшие годы уже прошли. Не вернешь их.

– А на ком ты женился?

– Известно на ком, на женщине. Ты ее, кстати, знаешь. Это Антонина Степановна Олекминская.

– Антонина Степановна?! Вот не думал-то…

– А что ты так удивился?

– Да ведь она гораздо моложе тебя… Потом я вспомнил, как в нее один мой дружок был влюбленный. Втрескался в нее за границей по уши. Разговаривать с ней стеснялся, а ревновал ко всем так, что мне его жалко делалось.

– Кто же это такой? – спросил неприятно пораженный Василий Андреевич.

– Гошка Пляскин. Он ей однажды письмо в стихах сочинил. Хотел было передать, да случайно узнал, что она коммунистка. Тут сразу вся его любовь и кончилась.

– Это почему же?

– Не знаю. Он мне тогда так сказал: раз, говорит, она коммунистка, она таких дураков, как я, в упор не видит. Приходится, говорит, мне с этого дня крест на свою любовь поставить…

– А ты знаешь, что Гошка Пляскин здесь?

– Нет, не знаю.

– Он здесь в военно-политическом училище учится. Я его все к себе заходить приглашал. Он всегда обещался, но так и не зашел ни разу. Понятно, почему он стесняется у меня бывать… А теперь ты мне скажи, много еще мунгаловцев за границей?

– Да есть еще. Не вернулись Архип и Петька Кустовы, братья Барышниковы, Чепаловы и Епифан Козулин. Всего человек пятнадцать наберется. Все остальные уже заявились с покорной головой.

– Из всех, кто не вернулся, мне одного Епифана жалко. Это же вечный труженик. Насколько я помню, никогда он не любил дурака валять. Работал как бешеный. И человек он неплохой.

– Да, неплохой, как же! – скорбно усмехнулся Гавриил. – Он на тебя и на Романа все зубы точит. Слышать, говорят, спокойно о вас не может. На Романа-то он из-за дочери несет. А вот на тебя за что? Что ты ему плохого сделал?

– Ровным счетом ничего… Ну, раз мы ему белый свет заслонили, тут ничего не поделаешь. Так и пропадет человек за границей… А как ваши партизаны к возвращенцам относятся? Не притесняют?

– По пьяной лавочке иногда куражатся, морду набить норовят. Особенно отличается Лука Ивачев.

– А как Каргин живет?

– Работает в своем хозяйстве. Даже в праздник его редко на улице увидишь. Все норовит на заимке жить. Должно быть, потрухивает партизан. Его Кушаверов все хлопнуть собирается. Раза два приезжал к нам пьяный и с винтовкой. Оба раза Семен силой домой его отправлял и велел дурака не валять, а то, говорит, под суд пойдешь.

– Значит, Семен умеет революционный порядок поддерживать? Хорошо он председателем работает?

– По-моему хорошо. Только разве на всех угодишь? Многие на него косятся, ругают за глаза, но побаиваются. При встрече все Семеном Евдокимовичем величают, в гости зовут, на свадьбы, на крестины.

– А он выпивает?

– Мимо рта не проносит, если подадут. После смерти Алены он прямо до чертиков допивался. Но теперь взял себя в руки. На свадьбы ходит, а меру выпивке знает.

– Он не женился еще?

– Пока нет. Похаживает частенько к нашей учительнице. Говорит, задачи решать ходит, а народ уже посмеивается над ним. У всех его задачек, говорят, один ответ – свадьба председателя с учительницей. Знаешь ведь, как у нас зубы-то мыть умеют…

После обеда Василий Андреевич спросил Гавриила:

– Ты где остановился?

– На постоялом дворе у Фейгельманов.

– Я, понимаешь, до вечера буду занят. Дел у меня вот сколько, – провел он пальцем по горлу. – Ты отправляйся пока на постоялый, отдохни там. Вечером я забегу за тобой и заберу тебя к себе. Поместиться у меня есть где. Антонина Степановна сейчас в командировке. Деньги у тебя имеются?

– Есть немного, да и то не с собой. Отдал я их на сохранение Чубатову.