Константин Седых - Отчий край

– Мы немного раньше приехали. Поторопились, – поспешил объяснить извозчикам Чубатов. – Съезд двенадцатого ноября откроется.

– Тогда вам лучше всего на постоялый ехать. Раз никто на вокзале делегатов не встречает, значит, нет для вас еще ни столовой, ни общежития. Садитесь к нашему переднему, и он вас живо домчит.

– А дорого сдерет?

– Сдерет! – передразнил его извозчик. – Никто вас обдирать не собирается. Возьмет, сколько по таксе следует.

– Это-то верно. А лучше бы точно знать, сколько такое удовольствие стоить будет.

– Иван! – закричал тогда извозчик переднему. – Людям надо на постоялку. Сколько возьмешь с них?

– По полтине с рыла. Домчу в момент, – ответил тот.

– Ну что, Улыбин, прокатимся, что ли? – спросил Чубатов.

– Давай прокатимся.

Они сели на извозчика и поехали вдоль площади в гору. Когда свернули на широкую и прямую, застроенную большими и красивыми зданиями улицу, увидели протянутые над ней кумачовые транспаранты. На них белой краской было написано:

«Слава героической Народно-революционной армии, взявшей Владивосток!»

«Да здравствуют герои Волочаевки, Спасска и Владивостока!»

«Братский привет народоармейцам, изгнавшим с Дальнего Востока последних интервентов и белогвардейцев!»

– Вот это да! – сказал Гавриил. – Не хочешь да прочитаешь. Сразу в глаза бросается.

– Да, ни кумача, ни красок здесь не жалеют, – отозвался Чубатов. – Тут на каждый плакат не меньше ста аршин пошло. А краску наверняка в бочке разводили.

Тут к ним повернулась бородатая и заиндевелая голова извозчика. Посмеиваясь, он спросил у Чубатова:

– Ты, гражданин, случайно не родственник кузнецу Вакуле?

– Нет, не знаю такого. А что?

– Да так, ничего, – ответил извозчик.

Скоро они расплатились с ним на заросшей соснами широкой улице у закрытых наглухо ворот, над которыми крашеная вывеска гласила: «Постоялый двор братьев Фейгельман».

Оставив мешок с продуктами и дошку на постоялом, Гавриил отправился разыскивать Василия Андреевича. Прежде чем попасть на Коротовскую улицу, где помещалось Дальбюро, прошел он мимо красной деревянной водокачки. Около нее стояли водовозы с бочками. Ни, у одного из них не было черпаков. Они просто подъезжали к свисавшей из водокачки коленчатой трубе. Из трубы начинала бить широкой струей вода прямо в бочку, и через минуту наполненная до краев бочка отъезжала, а следом за ней подкатывал другой водовоз. «Здорово придумано. Не то, что у нас в деревне», – подумал, проходя мимо, Ганька. Потом он миновал здание с вывеской «Центральный телеграф», дошел до аптеки, в окнах, которой стояли наполненные голубой и красной жидкостью стеклянные шары и, повернув налево, оказался перед огромным красным собором. Задрав голову на золотые кресты на его куполах, он уронил с головы папаху. Смущаясь прохожих, торопливо поднял ее и пошел вдоль чугунной решетки, ограждавшей собор. Потом уткнулся в обнесенный еще более высокой железной оградой городской сад. На следующей за садом улице увидел на дверях большого каменного здания черную вывеску, а на ней золотые буквы: «Дальбюро ЦК РКП(б)».

Войдя через двойные застекленные двери в просторный и светлый вестибюль, он прежде всего обратил внимание на пол, выложенный фигурными каменными плитками трех цветов. Таких полов он еще не видал. «Вот это пол! – подумал он. – Много денег в него вбухано. В бабки здесь катать – красота!»

Слева от входа часть вестибюля была отгорожена деревянной решетчатой перегородкой. Там на стоявших рядами вешалках висели шубы-борчатки, крытые серым сукном бекеши, полушубки, шинели и пальто, а на самом верху лежали шапки и папахи. На страже всего этого добра сидела за перегородкой старуха в синем халате и очках. Она вязала чулок. Завидев остановившегося в нерешительности явно не городского парня, старуха отложила чулок, высунула голову в расположенное на уровне ее плеч окно.

– Вам кого, молодой человек?

– Мне бы надо к дяде попасть.

– А кто он такой? Кем у нас работает?

– Кем работает, не знаю. Фамилия его Улыбин. Можно будет с ним повидаться?

– Сперва вытри ноги, потом разденься, сдай полушубок мне, получи номер и пройди к тому вон окошку, – высыпала скороговоркой старуха и показала на маленькое окошко в противоположном конце вестибюля.

Гавриил выполнил все ее требования, причесался перед огромным трюмо и прошел к указанному окошку.

– Постучись! Иначе будешь стоять и стоять, – приказала старуха.