Колин Маккалоу - Битва за Рим (Венец из трав)

После приступа гнева, когда Сулла оставил Элию стоять в одиночестве на кливусе Виктории, он, как обычно в подобных случаях, последующие часы провел в тяжелой депрессии. Отчасти для того, чтобы повернуть нож в огромной ране, которую он сознательно нанес слишком милой и слишком прискучившей ему Элии, Сулла на следующее утро пошел к Метеллу Пию. Его интерес к вдове Скавра был так же стар и так же холоден, как его настроение. Все, чего он желал, — это причинить Элии страдание. Развода было недостаточно. Следовало найти лучший способ разворотить и без того болезненную рану. А что могло быть лучше немедленной женитьбы на ком-нибудь, чтобы это выглядело как настоящая причина развода?

«Ох эти женщины, — думал Луций Корнелий Сулла по дороге к дому Метелла Пия, — начиная с юношеского возраста они сводят меня с ума. С тех пор, как я оставил мужчин, потому что был глуп и считал женщин более легкой добычей. Но жертвой оказался я. Их жертвой. Я убил Никополис и Клитумну, но, благодарение всем богам, Юлилла убила себя сама. Убить Элию слишком опасно. Но и развода недостаточно. Она ожидала его несколько лет».

Он нашел Поросенка погруженным в беседу со своим новым квестором, Мамерком Эмилием Лепидом Ливианом. Это была исключительная удача — застать их обоих вместе, но разве Сулла не был всегда любимцем Фортуны? Ничего удивительного в том, что Мамерк и Поросенок совещались наедине, но такова была аура, окружавшая Суллу в одном из его темных настроений, что эти двое, приветствуя его, ощутили странное, почти постыдное нервное возбуждение, словно парочка, застигнутая во время любовного акта.

По военной привычке они сели только после того, как сел старший консул, и уставились на него, не зная, что сказать.

— Вы что, языки проглотили? — спросил Сулла.

Метелл Пий дернулся, привстав:

— Нет, Луций Корнелий! Нет! Просто я за-за-задумался.

— Ты тоже, Мамерк? — поинтересовался Сулла.

Но Мамерк, неспешный, постоянный и верный, уловил усмешку, кроющуюся за напором Суллы.

— В настоящее время — да, — ответил он.

— Тогда я дам совершенно иное направление вашим мыслям. Это касается вас обоих, — молвил Сулла, мрачно улыбаясь.

Они молча ждали.

— Я хочу жениться на Цецилии Метелле Далматике.

— Юпитер! — пискнул Метелл Пий.

— Это не слишком оригинально, Поросенок, — проговорил Сулла. Он встал, отошел к двери и оттуда посмотрел на своих собеседников, подняв одну бровь. — Я хочу жениться на ней завтра, — заявил он. — Прошу вас обоих подумать об этом и сообщить мне ваш ответ к обеду. Поскольку я желаю иметь сына, то развелся со своей женой. Из-за ее бесплодия. Но я не намерен поменять Элию на какую-нибудь молодую глупую девчонку. Я слишком стар для подростковых взбрыкиваний. Мне требуется зрелая женщина, доказавшая свою плодовитость. А Далматика родила двух детей, в том числе и мальчика. Я подумал о Далматике, так как она, кажется, была ко мне неравнодушна.

С этими словами Сулла вышел, оставив Метелла Пия и Мамерка сидящими друг против друга с открытыми ртами.

— Юпитер! — воскликнул Метелл Пий, но уже более слабым голосом.

— Вот уж действительно сюрприз, — протянул Мамерк, который на самом деле был менее удивлен, чем Поросенок, потому что не знал о Сулле и сотой доли того, что знал Метелл Пий.

Поросенок почесал затылок, покачал головой:

— Почему именно на ней? Он годами не вспоминал о Далматике. Она, конечно, моя двоюродная сестра, но после того дела с Луцием Корнелием — странного дела! — она была заперта в своем доме так надежно, куда там Лаутумии! — Метелл Пий взглянул на Мамерка. — А ты, как душеприказчик Скавра, наверняка виделся с ней хоть раз за последние месяцы.

— Сначала я отвечу на твой первый вопрос: почему именно на ней? Я полагаю, что здесь не последнюю роль играют ее деньги, — объяснил Мамерк. — А что касается второго вопроса, то — да, я встречался с Далматикой несколько раз после смерти Марка Эмилия, хотя и не так часто, как мне полагалось. Я находился на войне, когда скончался принцепс Сената, но я встретился тогда с его вдовой, потому что должен был вернуться в Рим и уладить дела, оставшиеся после Марка Эмилия. А если ты хочешь услышать мое искреннее мнение, то вот оно: я не сказал бы, что она вообще очень уж оплакивала старика. Она, казалось, больше занята была детьми. И я нахожу это совершенно нормальным. Какая у них была разница в возрасте? Сорок лет?

— Думаю, не меньше. Помню, когда она выходила за него, мне было даже немного жаль ее. Она предназначалась его сыну, но он покончил с собой, и мой отец отдал ее самому Скавру.