Колин Маккалоу - Битва за Рим (Венец из трав)

— Пикуса? — Квинт Сервилий удивился еще больше. — У них праздник в честь дятла?

Они прошли через ворота на небольшую площадь, украшенную гирляндами из осенних цветов. Камни мостовой были усыпаны лепестками роз и маргаритками.

— В здешних местах Пикус — нечто вроде пиценского Марса, — объяснил Фабриций. — Он был царем древней Италии, как они считают, и привел их из сабинских земель, откуда они родом, через горы сюда, в Пицен. Когда они появились здесь, Пикус превратился в дятла и обозначил границы новых владений, продолбив деревья.

— А-а-а… — только и протянул Квинт Сервилий, потеряв интерес к рассказу.

Фабриций провел Квинта Сервилия и его легата Фонтея к своему роскошному особняку, расположенному на самой высокой точке внутри стен города, устроив так, что ликторы и солдаты были расквартированы поблизости в соответствующих условиях, и распорядившись, чтобы рабы гостя были поселены в его собственных помещениях для рабов. Квинт Сервилий пришел в превосходное расположение духа, ощутив столь разностороннее и роскошное гостеприимство, особенно после осмотра своей комнаты, по-видимому лучшей в этом прелестном доме.

День был жаркий, солнце стояло прямо над головой. Двое римлян приняли ванну, а потом присоединились к хозяину и из лоджии оглядели город, его впечатляющие стены, высящиеся за ними горы — величественный вид, каким могут похвастаться очень немногие города.

— Если ты пожелаешь, Квинт Сервилий, — предложил Фабриций, — мы могли бы пойти этим вечером в театр. Сегодня играют «Вакхидов» Плавта.

— Неплохое предложение, — отозвался Квинт Сервилий. Он сидел в тени, в кресле, устланном подушками. — Я не был в театре с тех пор, как выехал из Рима. — Он томно вздохнул. — Я обратил внимание: везде цветы, но на улицах почти ни души. Это что, из-за праздника дятла?

— Нет, — нахмурился Фабриций. — Вероятно, надо что-то предпринять по поводу странной новой политики, которую проводят италики. Пятьдесят аскуланских детей — все италики — отправлены этим утром в Сульмо, а в Аскуле, в свою очередь, ожидают прибытия пятидесяти детей из Сульмо.

— Это необычно! Можно предположить, что они обмениваются заложниками, — заметил разнежившийся Квинт Сервилий. — По-видимому, пицены собираются воевать с марруцинами?

— Я не слыхал никаких разговоров о войне, — ответил Фабриций.

— Тогда, во всяком случае, можно сказать, что факт отправки пятидесяти аскуланских детей к марруцинам и то, что взамен здесь ожидают пятьдесят марруцинских детей, говорит о непростых отношениях между пиценами и марруцинами. — Квинт Сервилий захихикал. — О, разве было бы не замечательно, если бы эти италики передрались между собой? Это отвлекло бы их от нелепой мысли приобрести наше гражданство, не так ли? — Он отхлебнул вина и с удивлением поднял глаза: — Дорогой Публий Фабриций! Охлажденное вино?

— Неплохая выдумка, правда? — обрадовался Фабриций, довольный тем, что ему удалось изумить римского претора, носящего столь древнее и знаменитое патрицианское имя. — Я посылаю людей в горы каждые два дня, и мне приносят достаточно снега, чтобы охлаждать вино в течение всего лета и осени.

— Восхитительно! — Квинт Сервилий откинулся в кресле. — А чем ты вообще занимаешься? — вдруг спросил он.

— У меня заключен договор с большинством окрестных садоводов, — ответил Публий Фабриций. — Я скупаю у них яблоки, груши и айву. Самые лучшие фрукты отсылаю прямо в Рим, остальные перерабатываю в джем на моем заводике, а потом и джем посылаю в Рим.

— О, это превосходно!

— Да, должен сказать, дела идут очень хорошо, — похвастался Фабриций. — Заметьте, если италики увидят, что человек с римским гражданством начинает жить лучше, чем они, то они обычно поднимают шум о монополиях и нечестном ведении торговли, в общем, несут чепуху, как всякие лодыри. На самом деле они просто не хотят работать, а те, что работают, ничего не смыслят в торговле! Если мы оставим им их урожай, фрукты так и сгниют на земле. Я явился в эту холодную и забытую богами дыру не для того, чтобы отобрать у них их дело, а для того, чтобы основать свое! Когда я только начинал, они не знали, как и благодарить меня. А теперь я — персона нон грата для каждого италика в Аскуле. И мои римские друзья здесь могут рассказать то же самое, Квинт Сервилий!

— Эта история — из тех, что я слыхал и раньше, от Сатурнии до Аримина, — молвил претор, направленный сюда «вникнуть в италийский вопрос».