Колин Маккалоу - Битва за Рим (Венец из трав)

— Конечно, заметила. Однако она, по-моему, относит все на счет проклятия.

— Сейчас приведу девчонку, — решил Друз и встал.

— Признаюсь, мне хочется на нее взглянуть, — молвила Корнелия, усаживаясь на место сына. Ей было о чем подумать в ожидании внучки: нечаянно сорвавшееся с губ сына слово «мама» занимало сейчас все ее мысли.

…Маленькая, очень смуглая, красивая какой-то загадочной красотой, при этом горящая таким огнем, наполненная такой силой, что бабушка сравнила ре с домиком, построенным на жерле огнедышащего вулкана. В один прекрасный день раздастся взрыв, крыша взовьется в воздух, и она предстанет миру во всей своей истинной красе. Яд и ураган! Что же послужило причиной ее несчастья?

— Сервилия, познакомься со своей бабушкой Корнелией, — сказал Друз, не отпуская плеча племянницы.

Сервилия фыркнула и ничего не ответила.

— Я только что побывала у твоей матери, — сказала бабушка. — Ты знаешь, что она воображает, будто ты ее прокляла?

— Да? Вот и хорошо, — ответила Сервилия. — Я ее действительно прокляла.

— Так. Спасибо, — ответила бабушка и махнула рукой без всякого выражения на лице. — Возвращайся в детскую!

Отведя племянницу и вернувшись к теще, Друз не смог скрыть удовлетворения.

— Блестяще! — сказал он, садясь. — Ты раздавила ее!

— Сервилию никогда никто не сможет раздавить, — в задумчивости откликнулась Корнелия. — Разве что мужчина.

— Это уже получилось у ее отца.

— А, понимаю… Я слыхала, что он отказался признавать своих детей.

— Так и есть. Остальные были еще слишком малы, чтобы это на них повлияло. Зато для Сервилии это стало ударом — во всяком случае, так мне кажется. С ней никогда ничего не знаешь наверняка, мама: она так же скрытна, как и опасна.

— Бедненькая! — посочувствовала бабушка.

— Ха! — отозвался Друз.

В этот момент перед ними предстал Кратипп, объявивший о визите Мамерка Эмилия Лепида Ливиана.

Мамерк очень походил внешностью на Друза, однако ему недоставало властности, которую все отмечали в Друзе. Ему исполнилось всего двадцать семь лет, в то время как Друзу — тридцать семь; за его плечами не было блестящей адвокатской карьеры, ему не предсказывали громкого политического будущего. Зато в нем была притягательная флегматичность, которая отсутствовала в старшем брате. То, что бедняге Друзу пришлось постигать без посторонней помощи после битвы при Аравсионе, было при Мамерке с самого его рождения благодаря его матери, истинной Корнелии из ветви Сципионов — незашоренной, образованной, пытливой.

Корнелия подвинулась, освобождая местечко для Мамерка, который поник, видя, что Друз не обращается к нему с приветствием, а только испытующе смотрит на него.

— Не хмурься, Марк Ливий, — обратилась к Друзу мать. — Вы — родные братья. Поэтому вам суждено стать хорошими друзьями.

— Я никогда не сомневался в степени нашего родства, — проговорил Мамерк.

— Зато я сомневался, — мрачно бросил Друз. — Где же правда, мама? В твоих сегодняшних словах или в уверениях отца?

— В моих сегодняшних словах. Я ввела вашего отца в заблуждение, чтобы обрести свободу. Я не оправдываю своего поведения: наверное, я была именно такой, какой ты меня считал, Марк Ливий, если не хуже, хотя ты не видел истинных причин этого. — Она пожала плечами. — У меня нет привычки роптать, я живу в настоящем и в будущем, в прошлом же — никогда.

Друз протянул брату правую руку и улыбнулся:

— Добро пожаловать в мой дом, Мамерк Эмилий.

Мамерк стиснул его руку, а потом поцеловал брата в губы.

— Мамерк, — проговорил он срывающимся голосом, — просто Мамерк… Я — единственный римлянин, носящий это имя, так что зови меня просто Мамерком.

— Наша сестра умирает, — молвил Друз, не отпуская руки брата и усаживая его рядом с собой.

— О, какое несчастье… Я ничего не знал!

— Разве Клавдия тебе ничего не говорила? — взвилась мать. — А ведь я все подробно ей растолковала.

— Нет, просто сказала, что ты убежала с Марком Ливием.

У Корнелии созрело важное решение: она понимала, что необходимо новое бегство.

— Марк Ливий, — заговорила она, не обращая внимания на наворачивающиеся на ее глаза слезы, — все последние двадцать семь лет я целиком отдавала себя твоему брату. Мне не суждено было знать свою дочь. Теперь я вижу, что ты и Марк Порций остаетесь с шестью детьми и без единой женщины в доме — разве что ты замыслил новую женитьбу…

Друз выразительно покрутил головой: