Елизавета Дворецкая
Княгиня Ольга. Невеста из чащи
Когда умер стрый наш Хельги, нам с Эльгой было по семь лет. Мы его совсем не знали, да и наши отцы, его младшие братья, не виделись с ним уже много лет. Он жил очень далеко на юге, в Киеве, и весть о его смерти до нас дошла только через полгода, когда установился санный путь и торговые гости тронулись в обратную дорогу. Нам привез эту весть Гремята, брат моей матери, что ездил в этот раз с товарами в Киев. И это, несомненно, была правда: в подчиненных руси из Киева землях уже объявили, что дань этой зимы заберут в следующую.
Наши матери оделись в «печаль», и княжий двор в Плескове тоже, хотя не в такую глубокую: князю Судогостю далекий Хельги киевский, которого здесь называли Олегом, по прозвищу Вещий, приходился всего лишь сватом. Но на поминальный пир Судогость, конечно, к нам приехал и привез всех своих сыновей. Из Выбут за рекой прибыли родичи моей матери, пришли многие из окрестных старейшин: просторная изба стрыя Вальграда была полна. Наши матери наварили ячменной каши с медом и без соли, наготовили ржаного и овсяного киселя, напекли блинов. По обычаю плесковичей, на стол поставили миску и ложку для покойного, положили горячей каши, чтобы дух угощался паром. Домолюба Судогостевна, как старшая невестка, поклонилась в закатную сторону и пригласила умершего к столу:
Приходи, да родный брателко,
Приходи да меды пити,
Меду пити да поести.
Да пойдешь ты не дороженькой —
Темным лесом да болотом…
И тот, кто за долгую свою жизнь овладел многими землями, утвердился на столе старых полянских князей Киевичей, взял добычу из самого Греческого царства, привез из-за моря столько золота, узорочья, дорогих сосудов и цветных паволок, что цветное платье не вмещалось в лодьи и свисало через борта – теперь довольствовался струйкой пара над тремя ложками горячей каши и парой блинов. Правда, лежало угощение на красивом греческом блюде, где по желтому полю нарисованы были две бурые птицы с синими перышками – из Олеговой же царьградской добычи. Он сам когда-то прислал его младшим братьям среди прочих даров.
Детям в поминальном пиру участвовать не полагалось, но отцы разрешили нам остаться в избе.
– Ваш стрый Хельги прославил наш род, – сказал Вальгард, Эльгин отец и старший брат моего отца. – Вам повидать его не довелось, но этот день вы запомните накрепко – будете до старости о нем детям и внукам рассказывать.
Не все из нас к тому времени достаточно подросли, чтобы и впрямь что-то запомнить. Старшей среди нас была тринадцатилетняя Вояна – дочь Домаши от ее первого мужа, а младшим – мой родной брат Кетька: его только той зимой отняли от груди и отдали под мой присмотр. Кроме него, родной брат у меня был один – Аська. Ему исполнилось девять, он еще иногда играл с нами, но чаще поглядывал в сторону хирдманов. Зато у Эльги, кроме Вояны, были еще две младшие сестры – Володейка и Беряша, и двое младших братьев. Я, единственная в нашей семье дочь, сколько себя помню, постоянно бегала к двоюродным сестрам. Особенно близки мы были с Эльгой: мы родились в один год, росли и всему учились вместе и были неразлучны, как две руки одного тела.
И вот мы, все девять голов, лежали на полатях и прислушивались к разговорам внизу. Было боязно: мы слышали, что покойный стрый придет принимать угощение, но не знали, увидим ли мы его и очень ли будет страшно. Повеет ли на нас стужей? Упадет ли на лицо холодная слеза невидимого гостя? Застучит ли лавка, скрипнет ли дверь? Знакомая изба, сплошь увешанная белыми поминальными рушниками, стала новым и неуютным местом; казалось даже, будто все мы ради памяти Олега перенеслись этим вечером в Навь. Наверное, он был колдун; не даром же его там, у полян, прозвали Вещим.
Но пирование за столом из двенадцати блюд шло буднично, разве что хлеб не резали, а ломали. Мой отец и стрый Вальгард рассказывали о юности своего брата, о предках, о походах и подвигах. Он был старше их обоих на много лет, и отчасти они смотрели на него как на отца. Что и говорить: никто иной из нашего рода не достиг столь многого. В его честь Вальгард назвал свою старшую дочь. К тому времени Олег уже давно правил землей полян, и даже старые наши князь и княгиня не возражали, чтобы их внучка получила варяжское имя.
– И кто же теперь будет в Киеве сидеть? – спрашивали старейшины. – У Ельга же сыновей никого не осталось?
Все вопросительно смотрели на наших отцов, а те качали головами. В одном мудрому Олегу изменила удача: ему пришлось пережить своих сыновей. Говорили, их у него было четверо, но к нам ни один ни разу не показывался. Трое погибли в походах, а самый младший, Рагнар, умер от лихорадки. Люди говорили, такова была цена Олеговой удачи. Судьба ведь ничего не дает даром, и если она позволила человеку возвыситься больше, чем он мог ожидать, расплачиваться за это придется его потомству.
Читать дальше