Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Стрела разящая

Дура девка так и не сделала, о чем ее просили. Лис убедился в этом, когда уже в тишине, наконец сменившей шум и суету, пробрался к навесу воеводской избы и нащупал лежащую там рогатину, всеми забытую. Лезть самому в избу означало немалый риск – потому он и хотел, чтобы все сделала Соколина. Но оставить все как есть означало риск гораздо больший. Хладнокровно прикинув возможности, Лис решился.

Неслышно открыв дверь, он прошел в избу, нашарил возле воеводской лежанки древко и заменил одно на другое. Потом так же тихо вышел и отправился спать.

Когда Лис уже заснул, мысль о том же самом вдруг осенила Бьольва, который все ворочался и заснуть никак не мог. Он стал вспоминать: вот Свенельд стоит перед этими двоими, рогатина прислонена к стене… Потом старик берет ее и уходит, опираясь на древко… Йотунов ты свет, Свенельд забрал ту же самую рогатину, которую Соколина принесла!

Бьольв спустил ноги на пол и встал. Не обуваясь, неслышно скользнул к выходу из дружинной избы. Прошел через пустой и темный двор, пошарил под навесом воеводской избы. Вот она лежит! Так и есть – за шумом ссоры никто не вспомнил, что ее нужно было заменить!

Еще через несколько мгновений Бьольв вновь очутился под навесом с рогатиной в руке, но уже другой. Свою добычу он унес к кузне и положил у задней стены, чтобы никому на глаза не попалась. До рассвета оставалось всего ничего…

На белой заре дружина Логи-Хакона, успевшая за ночь собраться в дорогу, стала выходить и выводить лошадей. Дозорный десяток открыл ворота, и Логи-Хакон на своем рыжем коне первым выехал из городка. На тихую избу Свенельда он лишь бросил беглый взгляд. Стыдно было уезжать, как выгнанный из дому бродяга, не оправдав надежд старшего брата… или было бы стыдно, если бы он твердо верил, что знает, в чем те надежды заключались. Однако сомнение, зароненное вчера вечером, за ночь только разрослось. Гнев и негодование заливали душу: собственный брат пытался использовать его, будто клинок, которому не сообщают, кого и почему владелец хочет лишить жизни! И чтобы не выглядеть дураком в своих и чужих глазах, стоит поскорее в этом разобраться.

В опустевшей гостевой избе стояла, прислоненная к столбу напротив входа, старая рогатина с полустертыми рунами на древке.

Встав наутро, Свенельд ни словом не упомянул, что здесь недавно был какой-то Хакон сын Олава. Однако отменить выезд на лов и не подумал. Напротив, он собирался с оживлением и охотой: засиделся, пора поразмяться! Пора показать этим жеребятам, каков старый конь!

Соколина всегда любила ездить на лов. Отец разрешал ей сопровождать ловцов еще с тех пор, пока девочку не сажали в седло и ее брал к себе на лошадь кто-нибудь из отроков, и с тех пор эти дни бывали для нее самыми яркими и счастливыми. Даже если ей не удавалось ничего особенного подстрелить, она наслаждалась общей возбужденностью, лаем псов, криками кличан, азартом и духом состязания. Нравилось и скакать по лесу, и рассматривать добычу, и вечером сидеть на пиру, где усталые, но довольные отроки смеются, хвалятся и поддразнивают друг друга.

Но сегодня она села на Аранку, едва замечая обычную суету. Все ее мысли были во вчерашнем дне и особенно вечере. Отец ничего не сказал ей о последнем свидании с Хаконом, лишь пару раз она поймала на себе его насмешливый взгляд. Да неужели он подумал, что она и впрямь влюбилась в этого рыжего! Но даже опровергнуть это воображаемое обвинение Соколина не смела: было стыдно об этом заговаривать. Поэтому она выехала со двора, едва замечая и прочих ловцов, и взгляды, которые отроки бросали на ее ноги в стременах, видные из-под подола почти по колено.

На ногах были новые высокие чулки, связанные из пряжи, выкрашенной в красный цвет. Подарок рукодельницы Предславы. Натягивая их, Соколина сообразила, что ведь Предслава еще ничего не знает, и послала Осинку в Искоростень – рассказать все как было. Пусть подруга успокоится: ее драгоценный мордебро… модирбродир… или как его там, вуй, короче, уехал в целости домой, то есть в Киев, и ничего ему больше не угрожает.

Под кручами Искоростеня Свенельда ждал со своими людьми князь Володислав. Поклонившись с седла воеводе и кивнув его дочери, он продолжал шарить глазами по толпе ловцов.

– Будь жив, воевода! А где же… гость ваш? – крикнул он наконец Свенельду. – Проспал, ли? Поедем или будем ждать?

– Ждать не будем, – хмыкнул Свенельд. – Проспал, значит, проспал.