Мариам Тиграни - Картвелеби

– Можете на нас положиться, – со всей искренностью своего большого сердца заверила Нино, и армянин улыбнулся «одними глазами».

– И будьте начеку, барышня! – попенял он ей пальцем. – Подозреваю, что в этом деле, помимо зятя, замешан ещё и ваш брат.

– Что? Вано Георгиевич? – удивился Шалико. – Какой в этом смысл?

– Это вам ещё предстоит узнать. Но ваш милый Вано слишком сильно прикрывал Пето Гочаевича на допросе. И в легенду с женой на сносях я, конечно же, не поверил. Мама джан, за кого они только меня принимают?

В какой-то момент Арсен Вазгенович, видимо, понял, что чересчур расстроил своими догадками «детишек», и поспешил немного растормошить их, прибегнув к своему непревзойдённому армянскому юмору.

– А сейчас я уеду! Столько дел дома ждёт! Вчера племянницу в Ахалкалаки замуж выдали. Жена с другими женщинами поехали на… – Пристав выждал небольшую паузу, тщательно подбирая нужное слово, – …«красное яблоко». Да, кажется, так это на русском называется. Вы знаете, что это такое?

Нино вытянулась во весь рост, как струна, а щёки залил пунцовый румянец. Конечно, она слышала об этом… «яблоке», когда Саломею выдавали замуж, но тогда, шесть лет назад, она была ещё таким ребёнком! К тому же семнадцатилетняя княжна ещё никогда не обсуждала таких вопросов с взрослыми, да ещё и в присутствии Шалико. К слову, молодой князь тоже заметно напрягся и нервно потоптался с ноги на ногу.

– Мы… в курсе, – пролепетал он хрипло и откашлялся в кулак.

Армянин ещё шире улыбнулся, потешившись произведённым на детей впечатлением, и удовлетворённо покряхтел, мечтательно посмотрев в стену.

– Ну-ну, не стесняйтесь вы так! Вас это тоже когда-нибудь ждёт, – снисходительно рассмеялся пристав. – Вы случаем не?..

– Мы – друзья! – торопливо нашлась Нино. – Очень хорошие друзья. С детства.

Арсен Вазгенович от всей души расхохотался, но перечить юной барышне не стал, даже видя тщательно скрываемые взгляды, которые бросал на неё юный Циклаури.

– Да? Жаль. – Мужчина досадливо причмокнул, покачав головой. – Не то чтобы мы сомневались в своей Арпинэ… но дань традициям важна. Вы сами знаете.

– По-моему, это пережиток прошлого, – вдруг заспорил Шалико, только справившийся со смущением, – и просто неэтично.

– Как бы то ни было… мне уже давно пора ехать! Заболтался я тут с вами… Право слово! – Будто спохватившись, прямолинейный армянин спрятал карманные часы за пазухой и, дав молодым людям последние распоряжения, резко развернулся, чтобы покинуть их. – И не забывайте о нашем уговоре. Пишите обязательно, если что-нибудь узнаете! Я буду ждать.

Шалико и Нино посмотрели вслед удалявшемуся становому, издали услышав, как он запел себе под нос старые армянские песни. Неужели это они вернули своему новому другу потерянное расположение духа?

– Լավ էլ սազում են իրար, – Арсен Вазгенович уже свернул за угол, когда до их уха дошли обрывки фраз, которые становой почти просвистел. – Իմ տղեն լիներ, կպսակեի!

– И что он только что сказал? – вскинула брови княжна, но старый друг лишь пожал плечами.

– Без понятия. В гимназии я учил только европейские языки.

Арсен Вазгенович и это услышал и подавил растроганную улыбку.

***

Славика похоронили на третий день после знаменитого случая в доме князя Джавашвили, и вечером Андрей без особой охоты пригласил друзей помянуть младшего брата у себя на захудалой квартире. Вано и Пето не оставили его скорбеть в одиночестве и приехали на кладбище в назначенный час, а затем покорно собрались за неброским столом, умылись, вытерли руки полотенцем и прочитали перед едой «Отче наш», осенив себя крестным знамением.

Незадолго до этого Резо зажёг свечу и прочитал перед святыми иконами 17-ю кафизму из Псалтири. Ещё молчаливее, чем обычно, Андрей был не в состоянии сделать это самостоятельно.

К еде приступили молча, и даже Вано, который не мог прожить без своих острот больше двух минут, безрадостно жевал кутью 16 16 Кутья – традиционное на поминках блюдо . Сердце Пето, сидевшего в узком кругу по правую руку от шурина и прямо напротив хозяина дома, обливалось кровью каждый раз, когда он смотрел на убитого горем родственника. Исхудавший и несколько дней не спавший товарищ выглядел из рук вон плохо. Трёхдневная щетина и огромные мешки под глазами придавали Андрею вид смертельно больного или покойника, а стеклянный взгляд не выражал ничего, кроме безграничной боли и скорби по усопшему.