Александр Артищев - Гибель Византии

Он же, Лука Нотар, сорвал себе голос, втолковывая истину глухим и беспечным. Но те отмахивались от него, как от унылой и назойливой Кассандры, смеялись над ним и чуть ли не в глаза называли предателем. За что же ему при жизни терпеть адские муки? В чём провинился он перед Богом?

Зябко ёжась от сырости каменных стен, мегадука бормотал молитвы вперемежку с проклятиями.

На следующий день, с наступлением утра, послышался тягучий скрип отворяемой двери. Узники ожили, зашевелились и подались в стороны, дети испуганно заплакали и стали искать спасения на груди матерей. Двое турецких солдат во главе с десятником, шаря по лицам взглядами и пинками отшвыривая в сторону тех, кто не успевал уступить дорогу, приблизились к углу, где сидел мегадука.

— Этот? — спросил у онбаши круглолицый сипах.

И получив утвердительный кивок, схватил Нотара за ворот кафтана.

— Пошли, гяур. Предстанешь перед султаном, — он сопроводил свои слова увесистым пинком.

В душе мегадуки пробудилось чувство оскорбленного достоинства. Волочимый за шиворот, он попытался воспротивиться и даже пару раз лягнул сипаха в ногу. В ответ посыпался град оплеух.

— Или ты пойдешь сам, или я привяжу тебя к хвосту своей кобылицы! — орал онбаши, с силой дергая старика за седую бороду.

— Я — ромейский димарх, — с натугой выговорил Лука: перекрученный ворот мешал ему произносить слова.

— Вас покарают за такое обращение со мной!

Это заявление развеселило турок. В знак презрения к словам гяура несколько смачных плевков угодило в лицо Нотара. Затем ему вывернули руки и поволокли вперед, время от времени поторапливая крепкими пинками и тычками в спину.

Нотар безвольно перебирал ногами, в голове гудело от ударов, из разбитой губы тоненькой струйкой сочилась кровь. Его отрешенный взгляд безучастно скользил по дымящимся развалинам зданий, по неприбранным трупам людей и животных, в изобилии устилающим улицы города. Его мучители таскали пленника из стороны в сторону, останавливались, бранились, о чем-то спрашивали на своем наречии других солдат, запальчиво спорили между собой и вновь бросались на поиски султана.

Через полуопущенные веки Нотар смотрел на знакомые сызмальства улицы и площади Константинополя и не узнавал их. Чужие люди, чужой говор заполонили всё вокруг, остальное было скрыто удушливым и едким, серо-черным ядовитым туманом. Из глаз старика медленно текли слезы, потемневшая от гари седая борода слабо раздувалась ветром. Порывы горячего воздуха с пожарищ опаляли дыхание, грудь сводило в мучительном кашле.

Лишь когда его конвоиры остановились и швырнув его лицом в землю, сами рядом опустились на колени, Нотар понял, что его блуждание по кругам ада на время приостановилось. С трудом подняв голову от земли, он увидел прямо перед собой, в двадцати шагах, восседающего на белом жеребце султана. От плотного кольца свиты оторвался всадник и подскакав почти вплотную, резко осадил коня.

— Зачем вы приволокли сюда эту падаль? — мегадука с трудом улавливал смысл слов малознакомого языка.

— Помилуй, господин! — в ответ завопил онбаши. — Этот неверный сказал нам, что он военачальник знатного рода.

— Знатного рода? — презрительно переспросил всадник. — Этого не скажешь по его виду.

Затем, слегка поколебавшись, разрешающе махнул рукой.

— Ладно, тащите его к повелителю. Но если он обманул вас, вам не сдобровать!

Несколько мгновений спустя мегадука стоял перед лицом султана.

— Кто ты такой? — спросил Мехмед через своего толмача.

— Мегадука Лука Нотар, — димарх утер рукавом разбитую губу. — Командующий императорским флотом.

— Как, как? — переспросил Мехмед, приставив левую руку к уху. — Командующий? Чем? Ведь империи больше нет, как нет ее армии и флота. Нет и никогда больше не будет!

Он откинул голову и залился мелким рассыпчатым смехом. Сановники громко вторили ему.

— Византия сгинула и больше не воскреснет!

— Ох-хо-хо!

— Доблестный Саган-паша! Полюбуйся на человека, преемником которого ты стал!

— От такого, пожалуй, не зазорно будет принять отчет о состоянии перешедшего к султану флота!

— Ха-ха! Хи-хи!

Град насмешек, подобно ушату помоев, обрушился на голову мегадуки. Нотар не дрогнул, он был полон решимости до последнего бороться за свою жизнь.

— Я прошу великого султана…, - начал он.

— Если просишь, падай на колени, червь! — вскричал Саган-паша, замахиваясь плетью.

Былая гордость всколыхнулась в душе димарха. Он откинул голову назад, расправил плечи и был готов уже бросить в лицо глумящимся над ним язычникам и варварам оскорбительные и правдивые слова. Но уже через мгновение порыв угас и он покорно опустился на колени.