Александр Артищев - Гибель Византии

Положив руку на плечо сына, мегадука сидел у изголовья недужной жены.

Дверь в комнату больной чуть приоткрылась и в образовавшуюся щель протиснулся слуга, с лицом белее мела.

— Господин! — еле выговорил он.

— Тише! — Нотар сделал предостерегающий жест и потрепав сына по волосам, подошел к дверям.

— Что стряслось, Артемий?

— Там, у входа, посланник султана. Он требует принять его, мастер. Требует принять немедленно! — от страха у слуги заплетался язык.

— Лука! Лука! — позвала от кровати жена.

— Я скоро вернусь, — он приблизился к ней, приложился губами к ее горячему лбу и вновь направился к выходу.

В гостиной зале его уже поджидал Шахаббедин.

— Ты и есть бывший флотоводец царя Константина? — вкрадчиво спросил он.

— Да, — чуть качнул головой Нотар. — А ты кем являешься?

В маленьких глазках евнуха промелькнул злой огонек.

— Не надо говорить со мной столь дерзко, христианин. Это может дорого обойтись тебе.

Затем тут же, без перехода, он сменил угрожающий тон на елейный.

— Наш повелитель послал меня, главного смотрителя гарема, за твоими сыновьями.

— Зачем ему дети? Что он задумал? — одними губами спросил Нотар.

— Это ведомо лишь Аллаху и самому султану. Вели поскорее звать их сюда. Зови и слуг, чтобы они помогли этим достойным юношам поскорее облачиться в свои лучшие одежды. Наш господин желает лицезреть детей своего сатрапа на пиру, который он устроил в честь своей великой победы.

Кровь до единой капли отхлынула от лица Нотара. Стены залы пошатнулись в его глазах, в ушах зазвенело погребальным звоном. И все же, почти теряя сознание от чудовищности услышанного, он нашел в себе силы спокойным голосом возразить:

— Мой сын еще слишком мал для времяпровождения в кругу взрослых мужей.

— Твой сын? Разве их у тебя не двое?

— Нет, смотритель. У меня было трое сыновей. Двое старших погибли в битвах с врагом. То есть, с вами.

Евнух сокрушенно покачал головой и в знак соболезнования несколько раз прищелкнул языком.

— На все воля Аллаха! Сыновья рождаются, взрослеют и мужают, чтобы погибнуть потом в сражениях, своей смертью возвеличивая славу рода. Но ответь мне, кто же тогда тот замеченный многими второй прекрасноликий юнец?

— Сын великого доместика. Перед смертью отец поручил его моей опеке.

Шахаббедин надул свои дряблые жирные щеки.

— Все мы чадолюбивы и готовы принять под свое покровительство детей друзей наших и родичей. Но никто не может сравниться в полноте подобных чувств со всемилостивейшим султаном нашим, Мехмедом Завоевателем! И потому наш господин желает незамедлительно видеть подле себя эти два прекрасных и юных цветка.

Нотар покачнулся как от удара, сделал шаг в сторону и чтобы не упасть, уцепился за высокую спинку кресла.

"Нет!» — кричало в нем всё. — «Этого не может быть! Это просто дурной сон. Надо сделать усилие и поскорее пробудиться от этого кошмара.»

Но как он не тряс головой, круглая безобразная фигура евнуха исчезать не торопилась.

— Что же ты медлишь, счастливец? Почему не зовешь юношей, чтобы порадовать их этой вестью?

— Да, я счастлив. Я очень счастлив, — глухо бормотал Нотар.

Ему была настолько худо, что, казалось, еще мгновение — и его вывернет наизнанку, прямо на глянцевый мраморный пол.

— У меня отобрали всё, — он задыхался, как при приступе астмы. — Фамильное достояние, честь, имя, Родину, государя. Но вам всего этого мало! Теперь вы покушаетесь на самое святое, что осталось у меня — на моего последнего из сыновей, продолжателя рода Нотаров! Я не отдам его вам! Ты слышишь, грязная свинья? Не отдам!!

Шахаббедина непросто было вывести из душевного равновесия.

— Не торопись со словами, димарх! Никто и не думает отбирать у тебя сына. Он просто приглашен ко двору султана на торжественный пир, только и всего.

— Только и всего?! — заорал мегадука, потрясая кулаками над головой посланника.

— А честь отца? Честь незатронутого жизненной грязью ребенка? Неужели этому похотливому животному, твоему хозяину, недостаточно своего необъятного гарема, слуг, виночерпиев, чесальщиков пяток? Пусть отправляется в конюшни и там сношается с лошадьми и мулами. Пусть делает все, что ему вздумается, но никогда…. Ты слышишь? Никогда….! Сына своего я на поругание не отдам!

Лицо главного евнуха посуровело.

— Остерегись своих гневных слов, христианин. Тебе оказана великая милость и не стоит опрометчиво отвергать ее. Может, по вашим варварским обычаям и оскорбительно для отцовских чувств приближать детей к любовным утехам правителей, но не следует забывать, что расплатой за строптивость у всех царей и во все времена являлась казнь упрямца. Подумай над этим, прежде чем вынести окончательное решение.