Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Пламя над Босфором

– Я не хочу этого, но мой долг призывает меня служить моему вождю и господину. Ты видишь, я выполнял свои обязательства перед тобой, пока это приносило пользу. Но теперь я должен исполнить свой долг перед Ингваром, моим родичем и князем. Надеюсь, ты поймешь меня, и мы расстанемся друзьями, чтобы с радостью встретиться снова.

– Я обдумаю это, – подавляя вздох, ответил Песах. – Я-то надеялся, что мы с тобой на общем пиру отпразднуем нашу победу.

– Так и было бы, если бы нам удалось занять Херсонес с наскока. Тогда в нем нашлось бы достаточно добычи, чтобы разделить и праздновать. Но выкуп будет меньше добычи, и твои люди останутся недовольны, если их доля уменьшится ради моей. Пусть все это достанется хазарам, а мы поищем себе другой добычи поближе к Кустантине.

– Я обдумаю это, – повторил Песах.

– Надеюсь, что ты, все основательно взвесив, примешь мудрое решение. И я ему подчинюсь, ведь твою дружбу я считаю сокровищем превыше любой добычи.

Хельги вежливо склонил голову, как младший по возрасту. Родом он превосходил Песаха, числом войска уступал, но главное, очень нуждался в нем как в союзнике и стремился во что бы то ни стало сохранить добрые отношения. Дружба Песаха составляла его главную силу – не только в Таврии, но и в Киеве, что было, пожалуй, еще важнее.

– Они собирались нас обмануть с самого начала, – рассказывал Ингвар, играя поясным ножом: тот крутился в воздухе и втыкался в песок.

Они с Бояном сидели на кошме перед княжеским шатром. Невдалеке еще чернели широкие кострища от вчерашнего погребального пира, отроки бродили, собирая кости и прочие объедки: Ингвар велел закопать, чтобы не привлекать мух, чаек и лис. Море лежало у них за спинами, на вид мягкое и блестящее, словно голубой шелк с золотой нитью солнечных бликов. С трудом верилось, что минувшей ночью в этой голубизне открылись черные ворота Нави и поглотили пылающий корабль мертвых.

– Все это была чухня с самого начала, а не договор, – раздосадованный воспоминаниями, продолжал князь. – Дескать, вот вам золота мешок, снаряжайте войско, захватите у хазар Самкрай, берите что хотите, все будет ваше, только город разорите, чтобы стало пустое место. Ну, а мы ж им не дураки: если Самкрай разорить, то бобров своих сбывать останется только грекам, и они какую цену захотят, ту и дадут. Хельги Красный так и сделал: город взял, добычу забрал, заложников забрал и в Таврию назад ушел. А тамошний стратиг ему и говорит: ты откуда такой прыткий? Вам надо было Самкрай осаждать до зимы, а не заходить туда и христиан в полон брать. За епископа, видишь ли, разобиделся, а ему и не сделали ничего. Совсем ничего! – выразительно уточнил Ингвар, сам почти удивленный добротой шурина. – Они, морды хитрые, думали, наши под Самкраем до зимы простоят, или Хашмонай туда вернется, свой город спасать, и им под Каршой легче будет. А как Хельги в Таврию пришел с добычей и епископом, стратиг и говорит: вы условие не выполнили, золото наше зря потратили, отдавайте теперь нам половину добычи. Какую, йотуна мать, половину? Когда уговаривались, четко было сказано: все ваше. Асмунд там был и с ними говорил, сами же они сказали…

– Прости, – Боян поднял руку, – «они» – это кто? Кто вел переговоры от греков? Твой шурин виделся с самим Романом?

– Нет, с Романом он вроде как ни разу не виделся, да, Све… – Ингвар огляделся, по привычке ожидая помощи от побратима.

Но того сейчас не было среди приближенных и гридей, сидевших и лежавших вокруг на песке. Мистина еще спал, хотя время приближалось к полудню. Ингвар уже дважды посылал Колояра проверить «как он там», желая услышать одно – «дышит». Долгим, очень долгим князю вчера показалось то время, пока он ждал, мокрый по пояс, над самой полосой прибоя, и глядел, как удаляется и постепенно гаснет вдали пламя над морем. Даже успел пожалеть, что согласился на обряд огненной лодьи. Они с Мистиной росли и всему учились вместе, однако Ингвар понимал: ум и хитрость побратима ведут в такие дали, куда ему, хоть он и князь, за ним не поспеть. И именно потому так тревожился, что знал: в этой тьме, куда Мистина лезет с такой охотой, он ему не сумеет помочь.

Вот появились из воды отроки Мистины – один, второй, еще трое… В мокрых портах они выходили на берег и садились на песок, устремляя взгляд в ночное море. И после того как вернулись все двенадцать, время ожидания потянулось еще медленнее. Каждый вдох ложился на сердце камнем.

И сейчас еще Ингвар содрогался, вспоминая обнаженного беса, что в конце концов вышел, слегка покачиваясь, из воды, кивнул ему, забрал торсхаммер, надел на шею и пошел к своему стану, выжимая воду из длинных волос.