Сигрид Унсет - Улав, сын Аудуна из Хествикена

Улав с Арнвидом стали подниматься в горы, направляясь через пашни к северу, в сторону леса. Они остановились у голых, поросших мхом скал. Отсюда видны были дома, стоявшие внизу на склонах гор и окруженные со всех сторон лесом.

– Давай-ка посидим здесь, – сказал Улав. – Тут уж никто нас не подслушает.

Но сам продолжал стоять. Арнвид сел, глядя на своего молодого друга.

Улав сдвинул белесые брови – его светлый вихор так отрос, что почти закрывал их; оттого и лицо его казалось еще более широким, круглым и угрюмым. Его твердые бледные губы были сурово сжаты, а взгляд – строптив, но невесел; за последние недели Улав заметно повзрослел. Чистая, невинная ребячливость, которая была ему так к лицу и так красила его еще и потому, что вообще-то он казался рослым и серьезным, истаяла, как роса на солнце. Печать серьезности, уже совсем иной, чем прежде, лежала на хмуром, измученном лице Улава. Светлое лицо его, обрамленное золотистыми кудрями, уже не выглядело свежим, как раньше, а было истомленным, под глазами же легла синева.

– Ты никогда прежде не говорил, что был на моем обручении с Ингунн, – сказал Улав.

– Мне всего четырнадцать годков тогда минуло, – ответил Арнвид. – И толку в том мало: был, не был – одна цена.

– А кто другие свидетели? – спросил Улав.

– Отец мой и Магнус, мой брат, Викинг и Магнхильд из Берга, Туре Бринг из Вика с женой – а других не знаю. В горнице было полно народу, но не припомню, чтобы среди них были знакомые мне люди.

– А кто-нибудь сопровождал моего отца?

– Нет, Аудун, сын Инголфа, приехал один.

Помолчав, Улав сказал, садясь на землю:

– Изо всех свидетелей никого не осталось в живых, кроме Магнхильд и Туре из Вика, но, может, они назовут еще кого-нибудь.

– Пожалуй!

– Ежели только захотят, – тихо молвил Улав. – Ну, а ты, Арнвид? Может статься, ты не в счет как свидетель, раз тогда годами не вышел, но ты-то об этом что думаешь? Как, по-твоему, обручили нас с Ингунн в тот вечер или нет?

– Да, – твердо сказал Арнвид. – Я всегда считал это дело верным. Разве ты не помнишь, они велели тебе надеть ей перстень на палец?

Улав кивнул.

– У Стейнфинна, верно, где-нибудь хранится этот перстень. Ты бы мог признать его? Он был бы, пожалуй, надежным доказательством.

– Перстень я помню хорошо. Он был с печаткой, моей матушке принадлежал; там на зеленом камне вырезаны ее имя и лик богоматери. Отец обещал этот перстень мне – помнится, мне пришлось не по нраву, что я должен был отдать его Ингунн. – Он усмехнулся.

Они немного посидели молча. Потом Улав тихо спросил:

– Ну, а ответ, который дал мне Стейнфинн, когда я беседовал с ним об этом деле? Как он тебе показался?

– Не знаю, что и сказать, – ответил Арнвид.

– Как, по-твоему, могу я надеяться, – еще тише сказал Улав, – что Стейнфинн поведал Колбейну про свой уговор с моим отцом о нашей с Ингунн свадьбе?

– Колбейн, верно, не один будет опекунствовать над детьми, – заметил Арнвид.

Пожав плечами, Улав презрительно усмехнулся.

– Говорю тебе, – молвил Арнвид, – я всегда считал, что помолвка в тот вечер была законная.

– И новые опекуны невесты не могут ее расторгнуть?

– Нет. Помнится, я слыхал об этом, когда учился в церковной школе. Нельзя расторгнуть помолвку, которая была заключена отцами обоих детей; разве что сами дети, когда зим четырнадцать им минет и они станут взрослыми да разумными, объявят своему приходскому священнику, что желают порушить старую брачную сделку. Но тогда и юноша, и девушка должны дать клятву, что она осталась чиста и непорочна.

Лица обоих стали багрово-красными; они отвели глаза друг от друга.

– А ежели они не смогут дать такой клятвы? – очень тихо спросил Улав.

Арнвид взглянул на свои руки:

– Тогда это consensus matrimonialis [брачный сговор (лат.)], так называется это по-латыни, что означает: они делом подтвердили свое согласие с уговором родителей. И ежели кто-либо из них впоследствии сочетается браком с кем-либо другим, будь то вынужденно или добровольно, это – блуд.

Улав кивнул.

– Не знаю, – сказал он немного погодя, – сможешь ли ты мне пособить – узнать, что сделал Стейнфинн с тем перстнем?

Арнвид что-то пробормотал. Немного погодя оба встали и пошли вниз по склону.

– Осень нынче будет ранняя, – прервал молчание Улав.

Среди зелени берез кое-где проглядывали уже желтые листы, а внизу, на полях, средь высоких трав – репейника и крестовника, – белели колосья. В синеватом воздухе носились бесчисленные белые пушинки, сверкавшие на солнце, – то кружилось вихрем семя вербы и отцветшего кипрея.