Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том девятый

Искореженные артритом руки старика выводили изящные буквы на арамейском.

– В пятый день после шабата, двадцать пятого числа месяца элула в 5737 год от сотворения мира согласно летоисчислению, которое ведем мы здесь, в городе Москве, сказал Исаак, сын Элиезера, девице Михаэле, дочери Эммануила – будь моей женой согласно закону Моисея и Израиля, а я буду работать, и кормить и почитать и обеспечивать тебя, как это принято у мужей еврейских…

Мишель не могла поверить, что она действительно замужем. Золотое кольцо, снятое перед миквой, вернулось на ее руку. Окунание не заняло и пяти минут. Пожилая женщина в завязанном тюрбаном платке сказала что-то на идиш. Мишель кое-как разбирала язык, но покраснела.

– Извините, лучше на русском или на иврите, – ребецин покачала головой.

– Язык умрет, если на нем не говорить, мейделе. Иди сюда, – она приоткрыла деревянную дверь в подвал, – ты сама откуда?

Девушка пробормотала: «Из Бердичева». Мишель все больше чувствовала себя Майей Наумовной, комсомолкой и бывшей работницей треста озеленения в Бердичеве.

– Но даже если бы и не чувствовала, – невесело подумала она, – мне бы об этом напомнили.

У них имелся адрес синагоги в Малаховке, однако сначала они заплутали в поселке. Мишель спросила у прохожей, как попасть на улицу Лермонтова. Дама махнула направо.

– Идите и не ошибетесь, – она поджала губы, – сарай не пропустите. Что вы все в Москву лезете, сидели бы в своем Бердичеве.

Мишель испугалась, но вспомнила, что так часто говорят в СССР. Вернувшись к Пьеру, она почти весело заметила:

– Я не могла понять, откуда она узнала, что я из Бердичева, – кузен пожал плечами.

– Добро пожаловать в многонациональный Советский Союз, хотя во Франции тоже хватает антисемитов, – он прищурился.

– Вот сарай, а твой муж курит на крыльце. Он похож на фотографию, – Пьер видел снимок Исаака в Париже, – только он вырос…

Стоя под наброшенным на их головы старым талитом, Мишель не могла унять бешеный стук сердца. Исаак оказался выше ее почти на две головы. Большая рука мужа бережно держала ее нежные пальцы.

– Смотри, этим кольцом ты посвящаешься мне согласно закону Моисея и Израиля.

На губах девушки остался терпкий вкус изюмного вина, налитого в старый бокал для кидуша. На рассохшихся половицах оставили завернутый в кухонное полотенце тонкий стакан. Комнату огласил треск стекла, Мишель услышала от двери голос Пьера: «Мазл тов!»

– И потом мне отдали ктубу, – она вертела конверт, – мне нельзя терять документ.

Сжевав пару печений, Пьер деловито сказал:

– Встречаемся в девять на станции, – Мишель открыла рот, – здесь сорок пять минут езды до Москвы, мы все успеем.

Кузена было мучительно слушать из-за его сильного заикания.

– Хотя так действительно менее заметен акцент, – поняла девушка, – а у меня его нет, я только картавлю, – она робко спросила:

– Зачем вам в Москву? Пьер, это может быть опасно, – инспектор вздохнул.

– Твой муж тебе все расскажет. Мы едем только на Казанский вокзал. Хорошо, что у меня есть пара часов свободного времени, – Пьер подмигнул им, – я навещу здешний универмаг, – Исаак кивнул:

– В Сыктывкаре ваша нынешняя одежда привлечет ненужное внимание, а в Нарьян-Маре тем более.

Пьер быстро рассказал Исааку, зачем он появился в СССР.

Отогнув клапан конверта, Мишель аккуратно вложила внутрь записку. Муж продиктовал ей адреса новой родни. Теперь она знала, где живут Бергеры и где обретается Ривка. После еврейского нового года Пьер ехал на север.

– Паоло могли отправить в тамошний детский дом, – мрачно сказал кузен, – это сто километров от колонии, где сидит его отец, – Исаак заметил:

– Адреса для безопасности. Завтра мы купим плацартные билеты и отправимся в Сыктывкар, – он счастливо улыбнулся, – мама и папа тебе обрадуются, любовь моя.

Они не могли разнять рук. Мишель оглядывала скромную комнату.

– Здесь мы поселимся, когда вернемся после праздников в Малаховку. Исаак проведет зиму в Москве, я устроюсь на работу, а потом…

Дальше она загадывать не хотела. Ласковая рука легла ей на плечи, Исаак шепнул:

– Я не верю, что ты здесь, любовь моя. Мне кажется, что я открою глаза и сон закончится. Ты спасла меня на выставке, а он, – Исаак не хотел называть Кепку по имени, – он не понял, кто ты такая.

Глаза цвета горького шоколада холодно блеснули.

– Не понял, потому, что я его дочь, – отозвалась Мишель, – сейчас я его переиграла. Я поеду с вами на Казанский вокзал и не спорь со мной. Я могу заметить то, на что и Пьер не обратит внимания.