Кальман Шандор - Позорный столб (Белый август)

— Не беда, — подумав, сказал тот наконец. И, улыбнувшись, положил руку на плечо Эгето. — Может быть, и так… сойдет, — проговорил он.

Они порознь спустились по лестнице и переулками стали пробираться в Буду. Впереди шел Эгето, а на расстоянии трех шагов от него брел «солдат». Он не пожелал идти рядом с Эгето.

— Незачем, — сказал он.

Эгето знал, что это мера предосторожности, что тот не хотел потянуть его за собой, если случится какая-нибудь беда. Но, к счастью, ничего не случилось. Кажется, когда они шли по улице Пиаритов, какой-то другой солдат, тощий мужчина в помятой одежде, узнал шагавшего за Эгето человека. Он пристально посмотрел на него, но все обошлось. Тощий солдат в помятой одежде потянулся к козырьку, чтобы отдать честь, но, видно, опомнился и пошел своей дорогой, больше не глядя на спутника Эгето.

Однако на Напхедь они взбирались бок о бок. Здесь бросилось бы в глаза, если бы они шли гуськом.

— Как красив Будапешт, — заметил «солдат» и, обернувшись, залюбовался Крепостью, блиставшей в пурпурных лучах заходящего солнца.

— Да. — Эгето стиснул зубы. «Красив», — думал он, и кулаки его сжались.

Они пришли в дом на Напхедь. Ничего подозрительного кругом не было. Должно быть, все обошлось. Врач был несколько бледен — может, от волнения, а может, его бледнил белый халат. Утром Эгето видел врача в костюме. Гостя провели в отведенную ему комнатку. Он положил портфель и вытер лоб.

— Здесь вам будет спокойно… Мы любим играть в преферанс, — немного волнуясь, сказала жена врача.

— Я научусь, — пообещал гость и лукаво прищурился.

Супружеская чета, удовлетворенная, удалилась.

Эгето тоже собрался уходить.

— Вам не было страшно? — спросил «солдат». — Путь был длинным, я немного волновался.

— Я тоже, — сказал Эгето и вздохнул с облегчением.

«Солдат», видевший Эгето впервые, спросил, как его зовут. А затем очень серьезно сказал:

— Благодарю вас… товарищ Эгето. У вас отличные нервы. До свиданья.

Они обменялись крепким рукопожатием. Оба сознавали, что этого совершенно достаточно. Эгето знал — он не забудет этого «простого солдата». И думал: быть может; и тот не забудет его…

Сейчас он шел по Цепному мосту, в сумерках Дунай отливал серебром. Дневной зной уже стремительно взмывал вверх, незримые столбы его отправлялись в свой ночной путь к звездам, в бесконечность, чтобы здесь, внизу, освободить место для более холодных слоев воздуха. По непреложному закону физики.

Закон физики… Эгето вспомнился их разговор, когда они подходили к горе Напхедь. «Солдат» спросил:

— А вы, товарищ?

Эгето сперва не понял.

— Я? — удивился он.

— Вас… ищут?

— Не знаю. Может, ищут. — Эгето немного помедлил — Они мечутся, — добавил он.

— Сейчас они уже осваиваются! — с досадой заметил «солдат». — Надо остерегаться… У вас есть пристанище… надежное?

— Да, — солгал Эгето.

— Это неправда! — сказал «солдат» и посмотрел Эгето прямо в глаза. — Скажите, чтобы вас устроили… Мы не должны быть беспечны! Как же вы сможете работать?

— Жилье будет! — сказал Эгето. Он подумал о старике литейщике, об Йеллене.

Возможно, ему придется пойти на склад железного лома и воспользоваться местом, о котором говорил литейщик. Ночью, после того как румыны оставили их в покое, он сказал тетушке Йолан, что куда-нибудь уйдет.

— Не смей даже говорить об этом, — возразила тетушка Йолан, — ты никуда не пойдешь! — Она была смертельно обижена. — Что бы сказал на это Болдижар?

Все-таки он уйдет и поищет другое жилье.

Закон физики… Перемещение воздушных масс. Земля, эта большая планета, летними ночами отдает свое тепло другим звездам…

— До свиданья! — сказал тот человек, «простой солдат», тот товарищ.

Когда Эгето подошел к Цепному мосту, он знал, что слова «солдата» не были пустой любезностью… Они были обещанием.

— Прибыл наш красавчик! — осклабившись прямо в лицо Пейеру, презрительно процедил один из полицейских, когда министра внутренних дел вели наверх по мраморной лестнице резиденции премьер-министра.

Впереди в сопровождении артиллерийского капитана, исполненный сознания собственной значимости, выступал Иловский, и даже в походке его чувствовалась спесь, а лицо выражало такое довольство, будто в его кармане уже лежал заказ венгерского королевского военного министерства на две тысячи штук офицерских ночных горшков. За ним два сыщика вели министра внутренних дел, лицо которого от волнения покрылось пятнами; кончики усов не были, как обычно, закручены вверх, а уныло обвисли.