Иван Головня - Следы ведут в прошлое

– Я об этом тоже думал, – замечает Галич. – Я ведь уже говорил, что преступник пытался не то обокрасть квартиру Крячко, не то что-то искал в ней. Во всяком случае, шкаф был открыт, а вещи валялись на полу.

– Этот факт тем более не в пользу Марченко, – замечает подполковник. – Так что выпускать из виду Марченко нельзя ни в коем случае. И обязательно надо установить, было ли это ограбление или всего лишь имитация.

– Для этого придется встретиться с бывшей женой Крячко, – как бы продолжая мысль своего начальника, говорит капитан. – Думаю, кроме нее вряд ли кто может знать, что из ценных вещей хранил дома Крячко. Как утверждают соседи, она бывала у него и после того, как они развелись.

– Ты успел выяснить, кто она?

– Да. Бондарук Елена Корнеевна, директор ресторана «Золотой колос». Проживает в Бережанске на улице Ленина, дом сорок два, квартира тридцать семь.

– Что-нибудь еще есть?

– Жена Марченко показала, что между девятым и десятым часом видела у дома незнакомого мужчину. Похоже, он и раньше приходил несколько раз к Крячко. Приметы весьма скудные: лет тридцати, среднего роста, чернявый.

– Может, кто-нибудь из сослуживцев Крячко? Надо будет поинтересоваться в заготконторе, – произносит Горейко и переводит свой пристальный взгляд с Галича на Ковтуна. – А вы чем порадуете нас, Виктор Михайлович?

– Начну с замка от квартиры Крячко, – оживляется эксперт-криминалист. – Ни внутри замка, ни на его ригеле посторонних царапин не обнаружено. Следовательно, замок открывался не с помощью отмычки или подобранного ключа, а своим, штатным ключом. То есть его открывал хозяин квартиры.

– Из этого следует, что преступник был знаком с Крячко, – делает вывод Горейко. – Прими к сведению, Александр Иванович.

– На всех находившихся на столе предметах, – продолжает Ковтун, – обнаружены отпечатки пальцев Крячко. Кроме того, имеются пальчики по крайней мере еще двух человек. Один из них брал в руки только коньячные бутылки.

– Наверное, продавец, – делает предположение Галич.

– В нашей картотеке смотрели? – обращается Горейко к Ковтуну.

– Не успел.

– И обязательно отыщите отпечатки пальцев Марченко. Наличие их на посуде, как, впрочем, и отсутствие, может многое прояснить. О результатах сверки сразу дайте знать мне.

– А как насчет пальцев Дубольского? – напоминает Галич.

– Они найдены только на спинке одного из стульев. По-видимому, он взялся за него, когда окликал спящего, как он думал, хозяина квартиры.

– Похоже, телемастера вызвал кто-то нарочно, чтобы как можно больше запутать работу следственной группы, – замечает капитан. – Телевизор-то был исправным и ни в каком ремонте не нуждался.

– Если это так, – заключает подполковник, – то мы имеем дело с заранее спланированным убийством. В таком случае причастность к нему Марченко под большим вопросом.

– Поживем – увидим, – роняет капитан.

– Ну что ж, живи и смотри, – озабоченно произносит Горейко. – Смотри как можно внимательнее на тех из знакомых Крячко, у кого имеются царапины на щеке, шее или руке. И проверь алиби Дубольского. В помощь возьмешь… Сванадзе. Желаю успеха!

«Такой деловод украсил бы, пожалуй, любую министерскую приемную!» – думает Галич, взглянув на сидящую напротив миловидную женщину лет двадцати пяти с шелковистыми каштановыми волосами.

Небольшой кабинет, в котором совсем недавно хозяйничал Крячко, не в пример его запущенной квартире, имеет довольно уютный и даже презентабельный вид. Нет сомнения, что все это достигнуто стараниями все того же деловода. Одно не нравится Галичу: едва он назвал место своей работы, как Марьяна Романовна Соломко – так величают красавицу – вначале милая и общительная, сразу становится сдержанной и настороженной. «Разговор будет не из легких», – еще раз взглянув на застывшее в напряженном ожидании смуглое лицо Соломко, думает Галич. Тем не менее начинает он с самого обыденного вопроса:

– Марьяна Романовна, как давно вы знали Крячко?

– С тех пор, как устроилась сюда на работу. Стало быть, Степана Васильевича я знала чуть меньше трех лет.

Отвечает Соломко обстоятельно, однако без особой охоты.

– Как он относился к вам? Доверял? Посвящал в свои дела?

– Как вам сказать… – пожимает плечами Соломко и впервые поднимает на капитана карие глаза. – Я бы сказала, относился хорошо. Во всяком случае, зря не придирался. Впрочем, для этого и причин не было: свою работу я знаю. А насчет доверия… Доверял, разумеется. А как же иначе? – Соломко кивает на шкаф с папками. – Все эти бумаги проходили через мои руки.